Сидрат стала задумчивой. Вдруг среди игры уходила куда-нибудь и садилась на пустую скамейку, чертя что-то на песке носком ботинка. Когда играли в салочки и нужно было убегать, останавливалась и никуда не бежала. Трудно было детскому сердцу разобраться во всем. Вот дедушка, мамин отец. Еще недавно он и слышать не хотел о внучке. А теперь стал брать ее к себе, водил по саду, разрешал рвать самые красные яблоки. А то сажал на колени и долго-долго гладил по голове. Сидрат смущалась. Она не знала, как ей относиться к дедушке, и почему-то жалела его, как жалела и отца.
Как-то шла она с кувшином к источнику и встретила дедушку.
— А я нарочно вышел тебя поискать, — сказал он весело. — Ну-ка, пошли к нам.
Что-то в дедушкином лице обещало неожиданность, и Сидрат испугалась: слишком много в ее маленькой жизни случилось перемен, и она стала бояться их.
И правда, когда Сидрат вошла в дом дедушки, она увидела мать. Никогда еще мать не казалась ей такой красивой и нарядной. Счастье плавало в ее ласковых глазах. Но когда она увидела, как робко входит ее дочь, эти глаза повлажнели. Сидрат бросилась к матери, повисла у нее на шее.
— И меня поцелуй, доченька, — услышала она чей-то голос. Сидрат вздрогнула, обернулась. Радость сдуло с ее лица, как охапку сухой травы ветром. На тахте сидел Алибулат и весело смотрел на нее. Растерянная бабушка сказала: «А вот, Сидрат, твой новый отец. Ну подойди же к нему. Не бойся, он тебя не обидит», — и она легонько подтолкнула девочку. Сидрат вспыхнула, словно ее кипятком обдали.
— Не нужен мне чужой отец. Мой папа лучше всех, — и добавила слышанные недавно слова отца: — У него широкие плечи и богатырский рост. — Сказав так, Сидрат пулей вылетела из дома. Мать бросилась за ней, звала дочь, но та не оглядывалась Ноги несли ее так быстро, что мать не смогла догнать ее. Сидрат не хотела, чтобы кто-нибудь сейчас видел ее, и потому, незаметно прокравшись в свой двор, забралась на крышу сарая, а оттуда спустилась внутрь. В сарае пахло сеном и сыростью. Сидрат поковыряла пальцем твердый, толстый нарост гриба на стене и, посмотрев на небо, просвечивавшее сквозь солому, опустила голову на руки, закрыла глаза, чтобы ничего не видеть. Но перед глазами сразу же встал дедушкин дом и Алибулат, по-хозяйски развалившийся на тахте. «Это он во всем виноват, — зло подумала Сидрат. — Если бы не он, мама и сейчас была бы с нами». Теперь уж отец казался ей добрым и справедливым, обиженным ни за что. Она вспомнила, как он брал ее в горы и привозил из кутана кудрявеньких ягнят: они смешно тыкались в ее колени и жалобно блеяли. Вспомнила, как прошлой весной она вместе совсем аулом встречала чабанов с зимних пастбищ. Накануне они долго не спали, мать торопилась сшить себе и дочери новые платья из пестрого шелка. Сидрат навсегда запомнила мамино лицо: робкое, что-то затаившее. Ее глаза чему-то улыбались, и над ними взлетали изогнутые блестящие брови, как крылья ласточки.
Тогда утром они раньше всех пришли на полянку, что за селем. Народ прибывал, и все, волнуясь, смотрели на горы, откуда должны были показаться чабаны. А Сидрат почему-то смотрела на водопад, похожий на столб дыма. «Идут, идут», — вдруг закричали в толпе. И Сидрат увидела высокие папахи, словно кто-то отрубил куски скал и надел чабанам на головы. Вот из-за гор показались овцы. Словно сами горы сдвинулись и медленно поползли навстречу. Впереди каждой отары выступали большие козы с гордо поднятыми головами. Их рога извивались зигзагами, как ветки орехового дерева. А по краям отары вяло брели сытые гладкие собаки. Увидев людей, они затрясли ушами и свирепо залаяли. Но чабаны что-то тихо сказали им, и собаки, виновато поджав хвосты, замолчали.
Впереди всех шел Омар со своей отарой. Его любимая собака Казбек, о которой он так часто рассказывал дома, еле-еле плелась на трех лапах. Четвертую — перевязанную — она держала поднятой. Вот отара перешла речку — это была граница аула, и все бросились обнимать мужей, отцов, братьев.
Зулхишат, подхватив Сидрат на руки, тоже подошла к мужу. В глазах ее переливались радуги, но в движениях чувствовалась робость. Молча, глядя на мужа снизу вверх блестящими, ожидающими глазами, она протянула ему дочь. Омар подхватил Сидрат, подбросил высоко-высоко, а потом прижал к себе, и его небритая щека больно уколола ее щеку. Зулхишат смотрела на них, и лицо ее светилось тихой радостью.
Председатель колхоза поднялся на уступ скалы и оттуда приветствовал чабанов. Он говорил о том, что эта зима была особенно тяжелой, но чабаны встретили ее достойно. От имени колхозников он поблагодарил чабанов и преподнес им подарки; и самый ценный достался Омару. Это был кинжал кубачинской работы: чеканное серебро, украшенное позолоченным орнаментом. (С тех пор кинжал висит у них на стене.) «Это тебе за храбрость, — сказал председатель, — за то, что ты спас колхозную отару от волков». Действительно, в эту зиму на отару несколько раз нападали голодные волки, потому и Казбек, получивший семь ран, хромал до сих пор.