Увидев нахмуренного Рашида, Гусейн тоже смутился. Он опять подхватил Сидрат и поставил ее рядом с ним, сказав виновато:
— Теперь Сидрат тоже не будет больше болеть.
Рашиду понравилось, что Гусейн поставил Сидрат рядом с ним, и он улыбнулся.
Похолодало: то ли оттого, что костер стал гаснуть, то ли оттого, что близился рассвет. Но расходиться нельзя было до тех пор, пока огонь не превратится в пепел. Когда же наконец задорно прыгающие красные языки отлеглись серым пеплом, все закружились вокруг остывающей золы, приговаривая:
Набирали полные пригоршни теплой золы и рассыпали по горе со словами: «Пусть в домах будет много добра, а в сердцах много радости, а губы пусть согреваются улыбкой».
Так, напевая песни и прыгая с уступа на уступ, они спустились на поляну; она начиналась сразу же у подножия и была похожа на распростертое крыло орла.
Сидрат увидела большой камень. Возле него лежало много шапок. Разных — старых, выцветших от солнца и ветра, и совсем новых. Видно, их положили здесь недавно. Они еще не успели ни запылиться, ни намокнуть от дождя и снега.
— Что это за камень? — удивилась Сидрат. — И откуда здесь столько шапок?
— Неужели не слыхала? — в свою очередь, удивился Гусейн. — Здесь же Надыр-шах казнил нашу односельчанку Жавгарат. Нам учительница рассказывала. Видишь вон ту кепку? Это я положил у могилы.
— А для чего, Гусейн? — тихо спросила Сидрат.
— Как бы тебе сказать? Ну, понимаешь, этим мы хотели выразить свое преклонение перед ее мужеством.
— А что она сделала? Расскажи, Гусейн, — попросила Сидрат.
Их окружили ребята.
— Правда, расскажи, — просили и они.
— Ну что ж, если вы хотите… — ответил Гусейн важно. Он вообще-то любил рассказывать разные истории, только всегда приукрашал их. — Так вот, — торжественным голосом начал он. — Здесь лежит героиня Жавгарат, победившая сорок воинов.
— Ха-ха-ха, сорок воинов, — ребята недоверчиво переглянулись.
— Ну, да, что же здесь смешного? — растерялся Гусейн.
— Он еще спрашивает, что здесь смешного. Ой, держите меня. Ой, умру… — смеялся самый большой из мальчиков.
— Может, ты лучше расскажешь про сорок волков, — крикнул кто-то.
— Чего пристали? — рассердился Гусейн. — Я же тогда маленький был. Еще и в школу не ходил.
Он густо покраснел: понял, почему смеются ребята.
Однажды в детстве с ним произошел такой случай. Мать отправила его в горы отнести еду для отца. Погостив у чабанов, он возвращался домой рано утром и встретил ребят, которые шли в горы за ягодами.
— Ты откуда? — спросили ребята.
— Ой, что было, — отвечал Гусейн. — Я шел от чабанов и по дороге заблудился. Попал в дремучий лес. Там было так темно, хоть глаз выколи.
Ребята прыснули.
— Ты, наверное, во сне заблудился. Ведь вчера месяц был.
— Дайте мне досказать, — обиделся Гусейн. — Много вы понимаете. Деревья до самого неба росли, вот и закрыли месяц. Так вот, иду и палкой чабанской вокруг шарю, чтобы не споткнуться обо что-нибудь. И вдруг слышу ужасный вой. Будто треснула земля и все деревья повалились. Гляжу и вижу: из-за деревьев выскакивает стая волков. Сорок штук. Пасти открыты, клыки сверкают, шерсть на шкурах дыбом стоит. Другой бы умер от разрыва сердца. Нет, правда, умер бы. Стою я и думаю: какой же я мужчина, если сорока волков боюсь. Сорвал я с головы свою папаху и бросил ее волкам. Они вцепились в нее, а я в это время с палкой на них бросился.
— Не бреши лучше, — остановили его ребята, — все равно ведь не поверим. Не такие мы дураки. Сорок волков…
Гусейн нахмурил брови и немного помолчал.
— Ну пусть не сорок, — сказал он примирительно. — Но клянусь, не меньше тридцати было.
— Сочиняешь, сочиняешь, — снова закричали ребята.
— Клянусь, их было двадцать штук.
— Валяй, сочиняй дальше!
— Даю честное слово, два-три волка все же было, — сказал Гусейн. И упавшим голосом добавил: — Когда я шел обратно, кто-то закричал в горах.
— Это мог быть и не волк, — заметили ребята.
— Но мне было так страшно, что крик этот волчьим показался, — чуть не заплакал Гусейн.