Дверь осторожно приоткрылась. Вошла Рахимат. Она старалась держаться спокойно, но внутри у нее все дрожало.
— Какое счастье, что бедняжку не убило молнией, — робко вымолвила она.
— Лучше бы убило, — процедил сквозь зубы Омар и добавил: — Никому ни слова о том, что я нашел ее под скалой. Скажи, что спала в другой комнате, а мы, мол не заметили и подняли панику.
— Хорошо, Омар, хорошо, — поспешно согласилась Рахимат.
— И мать предупреди. А то вы, женщины, хуже сорок.
— Скажу, Омар. Не сердись. Сидрат — хорошая девушка и плохого себе не позволит.
— Я тебя не спрашиваю, хорошая она девушка или плохая. Молчи уж, — оборвал Омар.
О том, что нашел письмо и фотографию, он не сказал никому. Всю ночь проворочался Омар в своей постели. «Сам виноват, — ругал он себя. — Не зря говорят: взрослая дочь, что бурная река. Если вовремя не направить по руслу, — разольется. Надо выдать ее замуж. Тогда забудет этого оборванца». Решив так, он успокоился и уснул.
Не прошло и недели, как Сидрат подслушала разговор между отцом и теткой Рахимат:
— Я дал слово отдать дочь за Гаджи. Они не хотят откладывать дело в долгий ящик. Так что приготовь все, что нужно для дочери.
— Вай, что ты говоришь? Зачем так спешить? Как мог дать слово, даже не намекнув дочери?
— Не твое дело. Слушай, что говорят. Я дал слово и, пока жив, обратно не возьму.
— Вай, не знаю… Умно ли ты поступаешь. Подумай. Ведь у тебя одна дочка. И времена теперь другие.
— Какие времена! Что теперь — отцы не в счет? Это ты хочешь сказать?
— Нет, но все же теперь спрашивают согласия у дочери. А ты, как в старое время, — сам решаешь. Вот и соседка Субайбат просит нашу девочку для своего Рашида. И Сидрат его любит. И нам он будет как сын.
— Я не женю дочку, а замуж выдаю. А Рашид — кукай.
— Чем же не угодил тебе Рашид? У них семья хорошая, и соседи они добрые. За много лет мы друг другу злого слова не сказали. И Сидрат его любит.
— Какие там еще любови. Я сам знаю, кого ей любить. Сказано тебе, Гаджи — мужчина, а Рашид — кукай.
— Ох, не знаю, Омар. Не одобряю я твой поступок. Да и рано Сидрат замуж. Она еще в школу ходит. А там, бог даст, и учиться поедет, как другие девушки.
— Школу она скоро кончает. А насчет института пусть они с мужем решают.
— Не знаю, не знаю, Омар.
— Зато я знаю, — заключил разговор Омар. — Сказано тебе, приготовь все к свадьбе.
…Сидрат стояла, зажав руками рот, чтобы не закричать. «Отец, не губи меня. Не выдавай за нелюбимого», — хотелось ей просить, умолять отца. Но она стояла неподвижно: слишком хорошо она знала его характер.
Сидрат не могла оставаться дома и побежала на свое любимое место к ореховому дереву. «Лучше умереть», — шептали ее губы. И дерево, которое знало ее с детства, отвечало глухим ропотом: «Не сдавайся, Сидрат. Сама решай свою судьбу».
Потекли тяжелые дни. Сидрат осунулась, под глазами появились темные круги. Тетя Рахимат и бабушка Сайгибат смотрели на нее с опаской, как на тяжелобольную, боялись отпускать из дому, говорили при ней шепотом:
— Вай, вай, дочь моя. Угораздило же тебя уронить фотографию, — покачивала головой Рахимат.
— Откуда я знала, тетя Рахимат, что так получится. Лучше бы в тот день меня убила молния.
— Ой, золотце, большой грех говорить такие слова. Может, отец еще изменит свое решение. Ведь в душе он не такой уж зверь. И за что только он невзлюбил Рашида? Парень хоть куда. Добрый, ласковый. Я и сама полюбила его, — говорила Рахимат, вытирая глаза.
— Мне теперь все равно. Хуже смерти не будет. Пусть отец радуется моему горю.
— Вай, вай, не разрывай мое сердце. Попробую еще поговорить с отцом.
— Ничего не выйдет, — безнадежно ответила Сидрат.
С детских лет она была воспитана в покорности. Она видела, что и Рахимат и мать Омара дрожали, когда он приходил, говорили при нем вполголоса. Омару нравилось, чтобы от звука его шагов все в доме трепетали. За это не любила мужа мать Сидрат, хотя во всем повиновалась ему и ничем не выдала того, что чувствовала.
Когда в дом пришла Рахимат, вторая жена Омара, она тоже подчинилась мужу. И только сейчас, впервые, встав на защиту неродной дочери, осмелилась перечить ему.
Но ее уговоры не помогали. Омар и слышать ничего не хотел. У него были свои понятия о чести, и он крепко держал «мужское» слово, данное Гаджи.
«О, если бы здесь был Рашид. Он бы нашел выход, — убивалась Сидрат. — Как он сказал тогда, на лугу: «Я во всем буду тебе опорой». Но любимый был далеко.