Однажды, когда Сидрат, понурившись, шла по воду к источнику, она столкнулась с Гусейном. На этот раз он не шутил, не улыбался. Глаза его смотрели на девушку с упреком.
«Он осуждает… — больно укололо Сидрат, — думает, наверное, я сама дала согласие. — Она почувствовала злость к Гусейну: — И он тоже не понимает меня», — и хотела пройти мимо. Но Гусейн взял ее за рукав:
— Тебе письмо, Сидрат.
— Давай, если есть, — ответила Сидрат безучастно.
Даже письмо от любимого не могло теперь обрадовать ее.
— Не дам. Ты, оказывается, не стоишь его. Он тебе верит, а ты смеешься над ним.
— Дай аллах, чтобы твое сердце всю жизнь так смеялось, как мое сегодня, — не выдержала Сидрат.
— Кто же тебя заставляет? — усмехнулся Гусейн, еще не веря…
— Отец.
И тут Гусейна взорвало:
— Тебя ведут к скале и бросают в пропасть, а ты молчишь. И с таким заячьим сердцем думала связать жизнь с мужественным солдатом. Нужно было сразу признаться, что ты трусиха. А я-то думал…
— Хватит, Гусейн, — оборвала его Сидрат. — Не сыпь соль на рану. Мне и так нелегко.
— Ладно, бери письма, — смягчился Гусейн. — Уже три накопилось. Я от злости не отдавал тебе. А вчера получил телеграмму от Рашида. Беспокоится, не заболела ли.
— Ох, лучше бы я умерла, — и Сидрат прижала к себе письма.
— Ты получила аттестат зрелости? — уже деловито спросил Гусейн.
— Сегодня получу, — уныло проговорила Сидрат.
— А свадьба в четверг…
— Так быстро? Откуда ты знаешь? Не может быть! — воскликнула изумленная Сидрат. От неожиданности она выпустила из рук кувшин. Но ни она, ни он не обратили на это внимания.
— Я сегодня был у твоего жениха Гаджи, — пояснил Гусейн. — Хотел с ним договориться, чтобы оставил в покое девушку моего друга. Я думал, что имею дело с горцем, а оказалось — с бараньей тушей. «Я, — говорит, — тоже ее люблю и буду жениться». Гусейн передразнил Гаджи.
— Сидрат, а ты помнишь «Бэлу» Лермонтова?
— Ну и что?
— Так вот, Азамат украл Бэлу для Печорина. А я украду тебя для Рашида.
— Да ну тебя, — отмахнулась Сидрат.
— Нет, я серьезно. Посажу в поезд, а Рашиду отправлю телеграмму: встречай драгоценный груз.
— Ой!
— Что, не согласна? Ты не думай, что я сгоряча… Я все продумал. Дело осталось за тобой. Ну, решайся.
Гусейн смотрел на девушку не отрываясь. Глаза Сидрат, блеснувшие было надеждой, снова потухли.
— Отец убьет меня.
— Заяц первым попадается охотнику, — не отступал Гусейн.
— А отец?
— А что отец? Пошумит, пошумит да и простит. Что ему остается делать. Ну?..
— А что я должна, Гусейн… — голос у Сидрат дрогнул. В нем были и страх и надежда.
— Вот это другой разговор, — обрадовался Гусейн. До этого он хоть и говорил уверенно, а все-таки сомневался. — Слушай мой план, — горячо зашептал он. — Приходи завтра вечером на дорогу. Мы спустимся на шоссе, проголосуем и на попутной машине — в город. А там на поезд. Деньги у меня есть.
— Прямо так сразу, — неуверенным голосом спросила девушка. — Ни с кем не простившись? Не смогу я…
— Тогда пеняй на себя, — сказал Гусейн сурово и ушел. Когда он оглянулся, Сидрат все так же стояла на дорожке и смотрела ему вслед.
— Я буду ждать, — крикнул он и, не дожидаясь ответа, спрыгнул с холма вниз на дорожку, ведущую к аулу.
А Сидрат осталась одна. Все в ней было взбудоражено. «Решайся», — словно говорил ей кто-то. «А как же бабушка, тетя Рахимат, отец?» — мелькала растерянная мысль.
В эту ночь она не могла уснуть, все думала, думала… То ей виделся длинный поезд, вот он подходит к вокзалу, а за окном в толпе — радостное лицо Рашида. То это лицо сменялось другим, перекошенным злобой, и грозный голос отца кричал: «Ты опозорила меня. За это я убью тебя!»
Кинжал, который она видела с детства на стенке, на ковре, и который никогда не вынимали из ножен, навис над нею. Сидрат вскрикнула и закрыла лицо руками.
— Что с тобой, доченька? — перепугалась бабушка и, спустив ноги с постели, прислушалась.
Сидрат хотелось броситься к бабушке, как в детстве, забраться под одеяло и, прижавшись к ней, всхлипывая и утешаясь, все рассказать. Но тогда бабушка обязательно начнет плакать и они с тетей Рахимат ни за что не выпустят ее из дому.
Поэтому Сидрат ничего не ответила бабушке. Она притворилась спящей и, затаив дыхание, ждала, когда бабушка снова уснет.
Лежа в постели в темной комнате, она вдруг подумала о матери. А подумав, почувствовала обиду на нее. Как мать была нужна ей сейчас, в эти дни. «А ей, видно, никто не нужен, кроме Алибулата. Она даже не знает, что отец хочет насильно выдать меня замуж».