Она легко спрыгнула на землю и, пробежав палисадник в тополином пуху, поднялась на крыльцо. Прямо перед ней была коричневая дверь с вывеской «3-б». Сидрат осторожно приоткрыла ее. В классе спиной к ней стоял мужчина в коротком халате. И вчерашняя женщина низким голосом говорила:
— По дороге я взяла раненых. Очень тяжелые.
Класс был пустым. Очевидно, парты вынесли, а койки еще не внесли. На стене, сорвавшись одним концом с гвоздя, косо висела таблица умножения.
— Сейчас я посмотрю их, — коротко сказал мужчина и поправил рукой таблицу.
И тут Сидрат увидела его лицо. И сразу похолодела. «Костя! Костенька», — зазвучал в ушах радостный голос Ольги Петровны.
В класс, отстранив Сидрат, на носилках внесли раненого и положили на пол под таблицей.
— Зоя Александровна, проследите, чтобы койки внесли. У меня операция, — сказал мужчина и пошел к дверям.
— А я вам и новую медсестру привезла.
— Это самое умное, что вы могли сделать. Ну-ка, покажите. А то даже не верится.
— Да вот же она. Дитя Кавказа.
— Где мои семнадцать лет, — засмеялся Константин Александрович, и тут глаза его сузились, всматриваясь в нее. С лица медленно схлынула кровь — и оно стало еще больше скуластым.
— В каком госпитале работала?
— В Севастополе, — прошептала Сидрат и сама не услышала своего голоса.
— Где Ольга Петровна? — закричал он.
Сидрат опустила голову.
— Я тебя спрашиваю, где Ольга Петровна? — он схватил ее за плечи и стал трясти.
— Не знаю, — заплакала Сидрат.
— Говори правду.
И тогда, глядя туда, за окно, где сияло солнце и ветер наметал сугробы тополиного пуха, она крикнула:
— Да! Да! Да! — И, толкнув спиной дверь, выбежала в коридор.
Война бросала Сидрат из села в село, из города в город. Слова: «Враг приближается. Эвакуировать госпиталь в тыл» или «Город освобожден. Вернуть госпиталь» — эти слова уже не могли застигнуть ее врасплох. Она привыкла к ним, как солдат к сигналу тревоги.
Когда выпадала свободная минутка, она писала письма домой. Сегодня только притихли раненые, девушка, отодвинув графин с водой, присела к тумбочке. Но позвала санитарка: «Соня. Там раненых привезли». Сидрат обернулась к ходячему больному:
— Толя, присмотри тут. Ладно? Если что, сразу за мной…
— Готов выполнить любое задание, — отрапортовал юноша, а когда сестра вышла, не удержался от вздоха, эх, кому достанется это счастье. Ведь женщины Востока умеют любить.
— Пусть только война кончится. На Кавказ за невестой поеду, — словно угадав его мысли, сказал сосед Анатолия, парень с бесшабашными глазами и рыжим чубом из-под марлевой повязки.
Кто-то вставил: «Тебя там только и ждут. С твоими веснушками».
— Да что — я? Я парень что надо, — притворно обиделся хозяин веснушек и рыжего чуба.
Палата грохнула хохотом. Даже листья герани, что стояла на подоконнике, задрожали.
— Нет, друг мой, — откликнулся третий, прикуривая от коптилки. — Это не моя романтика. Слишком уж грустная Соня. Я люблю веселых, задорных, чтобы душа пела.
— А я грустных, — откликнулся Анатолий. — Ты посмотри в глаза ее. Сколько в них тайны. Они притягивают, как море. Ты можешь себе представить Соню смеющейся? Я так не могу. И какая у нее красивая грусть, — Анатолий говорил мечтательно.
— Соня излечила твою ногу, зато ранила сердце, — пошутил кто-то.
— Вот у меня девушка… — вдруг сказал тот, что с веснушками. — Показать фото?
Его сосед, свесившись с койки, уже открывал тумбочку и доставал фотографию своей девушки. Еще кто-то разворачивал письмо…
Раненых одного за другим сносили в операционную. Уже двенадцать часов Сидрат была на ногах. В глазах расплывались круги. Казалось, еще немного — и она не выдержит, упадет.
— Последний остался, — шепнула ей санитарка. — Яростный какой-то. Весь кровью истек, а предупреждает: без наркоза.
— Бредит, наверное, — заметила Сидрат безразлично. Только бы скорее все это кончилось.
— Какой там бредит. Даже Константин Александрович удивился. Впервые, говорит, вижу такого тигра.
Раненого внесли и положили на операционный стол. Сидрат подошла со шприцем в руках. Взглянула.
Прикусив губу, на столе лежал отец.
Сидрат опустила руку: спорить с отцом бесполезно. Рана была тяжелой, но во время операции он ни разу не застонал. Все, кроме Сидрат, были поражены. Слух о странном больном распространился по госпиталю. В палату, где он лежал, заглядывали раненые, чтобы взглянуть на храбреца.