Эта притча совсем вывела из себя Абидат.
— Ты на все способна! — не помня себя, закричала она. — Пусть аллах пошлет каменный дождь на твою голову.
— О, если бы ты была этим аллахом, — снова засмеялась Сидрат.
— Именем аллаха клянусь, ни одна живая душа не откроет дверь дома моей сестры, — торжественно провозгласила Абидат, поднимая к небу руки. — Не для чужих отпрысков она наживала добро. Пусть родители сами о своих детях заботятся.
Но Сидрат не отвечала ни слова. И это еще больше злило Абидат. Дойдя до своего дома, Сидрат зашла во двор и повернулась, чтобы закрыть ворота.
— Ты что, так ничего мне и не ответишь? — заголосила оторопевшая Абидат.
— Ничего. Где мне взять силы, чтобы с такой сильной, как ты, разговаривать? — ответила Сидрат и закрыла ворота.
— Какая нахалка! — закричала Абидат, желая привлечь соседей. — Видали, и разговаривать не желает. Молчит, как камень.
Сидрат поднялась на веранду, и долго еще в ушах ее гудели слова Абидат. «А правильно ли я поступила? — подумала она, — ведь дом-то не мой», — и тут же ответила себе: «Да, правильно».
После утреннего обхода Сидрат вышла во двор больницы. Свежий ветер ударил в лицо, но ей не стало легче. «Откуда такая усталость, — думала она, — ведь день только начался. Неужели сказываются прошлые годы, или это вчерашняя встреча с Абидат так расстроила меня?»
Она окинула глазами пустой двор, взгляд ее остановился на том месте, где должна строиться новая больница. И сразу голова заработала четко и ясно, усталости как не бывало.
Покусывая палец, прищурив глаза, она подсчитывала, сколько денег понадобится для постройки. А глаза уже видели не этот пустырь, по которому ветер гнал ржавую консервную банку, а высокое крыльцо, чисто вымытые стекла, цветы на подоконниках. Она отошла подальше, чтобы еще раз издалека окинуть взглядом это место, а потом быстро, словно что-то решив, вернулась в больницу.
— Умагани, мне есть вызовы?
— Пока нет, доктор.
— Я в райисполком. Если будут, позвони мне туда…
И Сидрат, скинув халат, спустилась с крыльца.
Она шла полем. Ночью прошел дождь, и широкие листья кукурузы влажно блестели.
Одна тяжелая туча, так и не разродившаяся дождем, обиженно висела в небе — из-под ее крыла весело выглядывало солнце.
И вдруг, когда Сидрат уже подходила к райисполкому, разрезав пополам светлое небо, возникла радуга. Она стояла, как невесомый трехцветный мост, перекинутый с одной планеты на другую. И Сидрат, как в детстве, остановилась, радуясь и удивляясь.
— С каких это пор людей не замечаешь? — прервал это созерцание чей-то голос. Навстречу ей шел председатель Хамид.
Сидрат смутилась, словно ее застали за чем-то стыдным. И рассердилась на себя за то, что смутилась.
— На кого злишься? — спросил Хамид.
— Если бы я умела злиться…
— А все-таки ты сегодня настроена поругать нас, по лицу вижу, — радовался Хамид своей прозорливости.
— Не заставляйте ругать…
— Ну что мы стоим здесь. Идем, я вернусь. Считай, что тебе повезло, если бы пришла на три минуты позже…
— С чего мы начнем? — спросила Сидрат растерянно, садясь в кресло напротив Хамида.
В глазах ее все еще стояла радуга, легкая в прозрачном высоком небе, и Сидрат никак не могла переключиться на деловой лад.
— А это уж ты должна знать, с чего начинать. Ты нападающая, — Хамид поудобнее уселся в кресле. — А я постараюсь защищаться.
— Может быть, хоть сегодня обрадуешь меня!
— Увы, не могу. Еще нет окончательного решения. Но, — он улыбнулся обнадеживающе, — есть большая надежда, что мы сможем выделить средства.
— Что же, у вас времени не хватает, чтобы решить наконец?
— Времени-то сколько угодно. Денег пока нет.
Сидрат подалась вперед, чувствуя, что сейчас отступать нельзя. От ее настойчивости, от ее уверенности будет зависеть, быть или не быть новой больнице.