Мать и отец проговорили до поздней ночи. Отец в чем-то убеждал маму, что-то ей доказывал.
На другой день мама с особенным нетерпением ждала возвращения отца. Она то выбегала на веранду — посмотреть на дорогу, то входила в комнату, старалась заняться делом. Отец пришел поздно.
— Ой, какой ты бледный, ты не болен? — испуганно спросила мать.
— Тебе все кажется, что я больной. Нет, дорогая, я здоров.
— Ну, как суд?..
— Из плохого хорошего не вытекает. Присудили ему пять лет.
— Пять лет! Так много!
— Каримулаг украл коней. Если украдут у меня — одного человека обманут, а если у колхоза, то страдают сотни людей. Я ничем тут не мог помочь…
— Лучше бы у тебя была другая работа, — сказала мама, накрывая на стол.
— Да, да, Парихан, на свете много «лучше бы»! О, я совсем забыл, Абдулазиз вернул нам долг.
Отец вытащил из кармана гимнастерки три бумажки.
— Он, должно быть, обиделся на тебя, потому и вернул так быстро. — Мама взяла у отца деньги. Вдруг она вскрикнула. Ее пальцы теребили угол сторублевки. Я увидела на бумажке крестик…
Как отец ни добивался: «Что случилось?» — мама молчала. «Значит, так надо», — решила я.
…Через два дня мы начали пахать свою делянку, а отец поехал в командировку. Утром следующего дня его привезли мертвым.
…Люди нас жалели…
— Ой, какая беда! Что будет делать Парихан, трое детей, никогда не работала…
— Вся в шелку ходила, жила так хорошо. А как все обернулось! Нелегкое дело — тянуть одной такое ярмо.
— Ну, без хлеба не останутся. Не то теперь время. Молодости его жалко. Хороший, умный человек — и нет его… Что жизнь? Свеча, зажженная на ветру.
— Хотя бы сын остался. Ахмед так любил его! Даже плакал, когда Магомед-Жавгар умер. И года не прошло — нет самого Ахмеда!
— Мало мы человека ценим, пока он жив. Трудная работа была у Ахмеда.
— Гм! Лошадь ногу подвернула. Кто это видел? Кто знает правду?
VII
Мать надела траур. Наглухо была закрыта дверь в комнату отца. С окон сняли тюлевые занавески и повесили тяжелые, покрашенные в черный цвет гардины. К маме часто приходили женщины — поплакать, погоревать. Я старалась вырваться на улицу, к детям, но в глазах у каждого читала жалость к себе. Если я допускала в игре промах, то слышала, как ребятишки шептали:
— Ничего, не обращай внимания, она сирота!
— У нее недавно умер отец! Нелегко ей сейчас.
Я злилась и возвращалась домой. А там тихонько причитала мать. Она подолгу сидела, обнимая колыбель умершего Магомед-Жавгара, и молча смотрела в одну точку.
Однажды она протянула мне ножницы.
— Патимат, отрежь мне косы.
— Не надо! — просила я. — Они такие красивые. Я их так люблю. Не отрезай волосы, мама!
— Они только мешают. Все равно теперь, — говорила мама. — Быстро, Патимат! Мне надо идти кормить корову! Скорей…
Разве я могла не послушаться маму!
— Дай, я пришью их кукле! — обрадовалась Нажабат.
Мама подержала в руках откромсанные мною косы и заплакала. Толстые, длинные, всегда так красиво игравшие на ее спине, теперь они лежали на маминых руках неподвижные и мертвые.
Омардада старался нас развлечь. Каждый его приход был праздником. И вот сегодня вечером заскрипели ворота, мы с Нажабат побежали на веранду, но вместо Омардады увидели Жамала. Он насыпал нам в подолы конфет и вошел в дом. Мама хлопотала у очага.
— Прости, Парихан, поздновато я зашел. Собирался пораньше, но люди приходили по делам. Не мог выбраться.
— Что же поделаешь? Садись, Жамал! — Мама нахмурилась.
— Я хочу поговорить насчет пенсии. — Он погладил отросшую бороду и присел на кончик стула.
— Ты, дядя, старый уже? — спросила Нажабат. — Борода у тебя, как у Омардады.
Мне было неприятно, что сестренка стоит около Жамала.
…Это было на четвертый день. Жамал пришел к нам. Закрыв лицо носовым платком, он заплакал, укорял мать, что она не сообщила о смерти мужа.
— Умер самый близкий друг… Я не был в ауле и не знал ничего…
И сегодня он пришел нам чем-то помочь, но я глядела на него с ненавистью.
— Я никогда не думала, Жамал, — сказала мама, — что мне надо будет брать деньги за смерть мужа. Но из-за детей придется. Что мне надо сделать?