— Вслед за горем всегда приходит радость. Будем ждать, Парихан. — Он приложил руку к своему здоровому уху, как бы прислушиваясь.
— Когда же, Омардада, придет эта радость? Аллаха мы, видно, прогневали!
— Парихан, терпение — ключ от рая. Ты только посмотри, как терпелива земля. Чувствуешь, как она плачет?
Удивленная словами Омардады, я старалась услышать плач земли. Но ничего не слышала.
— Земля молчит, Омардада.
— Если бы, доченька, она плакала громко, об этом знали бы все, все, — он погладил меня по голове и пошел дальше по полю.
Солнце пригревало. Пригнутые к земле колоски поднимались у меня на глазах, цветы раскрывались, но картина поникшей зелени по-прежнему вызывала печаль. Вдруг откуда-то донесся стон, и я решила, что плачет земля. Сама того не замечая, я начала громко всхлипывать.
— Патимат, как ты близко все принимаешь к сердцу, совсем как взрослая! — мама вытерла мне слезы. — Еще наплачешься, успеешь. Идем домой, дочка!
На большом камне у аула стоял Мажид и смотрел в поле. У него немного отросла борода. В выутюженной, парадной военной форме он показался мне прекрасным.
— Ты видишь, сынок, разбита земля, погиб урожай, — сказала ему мама.
— Я страшнее видел, Парихан! Мне приходилось топтать израненную, сожженную огнем землю…
— Чтобы аллах послал каменный дождь на Гитлера, который принес людям столько горя! Когда наступит конец этой войне?
— Скоро, Парихан, скоро!
— Ох, забыла я, Патимат, иди одна! Мне надо забежать за бельем, военные меня просили постирать, — сказала мама и пошла по дороге в крепость.
Мажид молчал, и я решила потихоньку уйти домой.
— Подожди! — он повернулся ко мне. Но я не успела и шагу шагнуть, как поскользнулась на размокшей глине и упала. Мажид помог мне подняться. Я смутилась.
— Патимат, я только сегодня заметил, как ты выросла. Когда я уезжал, ты была еще ребенком.
— Прости меня, я побегу! Как я платье испачкала!
Мне очень понравились его слова, что я стала взрослой.
Я прибежала домой, отчистила грязь и подошла к ведру, стоявшему на окне. Там уже завивались стебельки фасоли, а кое-где между листьями прятались цветы.
Вот их град никогда не побьет! Не только фасоль, но и пшеница может расти в комнате!
К возвращению матери из больницы все наши окна были заставлены старыми мисками, кувшинами, треснувшими чашками. Всю свободную посуду я наполнила землей и посадила бобы, зерна пшеницы, даже картошку.
Мама, увидев все это, промолчала, только улыбнулась краешком губ. Но когда вечером пришел Омардада, я от него услышала совсем не то, что ждала.
— Не дело ты задумала. Комнатный огород — это красиво, но бесполезно. Уже не раз я тебе говорил — надо любить птицу в небе и цветок в поле. Вырастить цветок в горшке дома нетрудно, надо научиться выращивать колос на воле, чтобы не боялся ни дождя, ни ветра. Сейчас люди этим-то и заняты. Человек умнее природы — он действует разумно. Скоро мы будем хозяевами и над градом и над дождем…
— А разве, Омардада, все это не воля аллаха? — спросила я робко. — Ты даже за плуг не берешься, не помолившись…
В глазах Омардады зажегся и погас какой-то огонек.
— Конечно, все от аллаха, помимо его воли и волос с головы не упадет. Но я ведь не аллах и не пророк его, а, бывает, могу предсказать, когда ждать дождя, а когда сухого ветра. И без вареного яйца могу посоветовать — пора приступать к пахоте или надо повременить…
— Так откуда ты все это знаешь?
— Это мне, дочка, сама природа подсказывает. Надо только уметь смотреть и слушать. Учиться, дочка, нужно. Без знаний даже аллах не поможет.
— Я забываю о нашем горе, только когда есть работа, — сказала мама, вынимая из мешка груду белья. — Подогрейте, дети, воду. Будем стирать.
Мы с Нажабат теперь часто помогали маме. Сегодня она устала быстрее обычного.
От пота и пара лицо ее отекло и покраснело.
— Иди отдохни. Мы сами закончим стирку, — попросила я, выжимая рубашку незнакомого солдата.
— Не могу я, дети, бросить работу на половине. Вместе взялись, вместе и закончим. Но посмотрите, кувшины пустые, воды нет, — она вздохнула.
— Это из-за тебя, ты сказала, что хватит, — зашипела на меня Нажабат.
— А если ты знала, что не хватит, почему не сбегала к роднику?
— Сбегаю. Я не такая трусиха, как ты, — она взялась за кувшин.
— Я хуже тебя, что ли?! — схватив пустой кувшин, я пошла следом за сестрой.
На улице было темно и страшновато. Когда мы вошли в ущелье, почему-то стало светлее. Но меня пугал каждый куст, каждый камень.