Я с сочувствием смотрела на него.
— Ну, хватит про войну, — он будто от чего-то отмахнулся. — Поговорим о веселом. Кем ты хочешь быть, Патимат?
— Не знаю… Еще не знаю.
— Я думаю, что ты станешь артисткой.
— Артисткой?!
— А почему ты удивляешься? По-моему, у тебя большие способности к этому.
— Откуда ты это взял?
— Я видел, как ты репетировала роль Умайганат. Но не смог понять, кто твой Айдемир.
— Ты это скоро поймешь! — сказала я, немного рассердившись.
Мы действительно репетировали пьесу Гамзата Цадасы «Айдемир и Умайганат». Роль главной героини досталась мне, а Алибег должен был играть Айдемира. Я готовилась к спектаклю, как к большому событию. Перед сном и до школы три-четыре раза я повторяла свою роль. «Как Мажид мог это узнать? Неужели он за мной подглядывает?»
— Почему ты так смутилась? Ты же не для себя учишь роль, выйдешь в конце концов на сцену.
— Вот и подождал бы, пока я выйду на сцену! Нечего было следить за мной. Если ты уж так хочешь знать, кто Айдемир, сейчас же скажу. Это Алибег. Как ты об этом не догадался с твоими способностями разведчика?
— Вот ты и рассердилась. Напрасно я тебе сказал. Теперь уже больше не увижу тебя в окне.
— Да, наперед буду умнее! — я улыбнулась. Должна же была я догадаться, что против моего окна веранда разведчика!
Расхохотавшись, я пошла вперед, но Мажид не побежал за мной и не крикнул «подожди!». Он медленно шел следом, на одной руке нес свой китель, а в другой держал мою сумку.
— Отдай сумку! — я обернулась, раздосадованная тем, что он не попытался меня задержать.
— Отними сама! — он помахал ею, смеясь, но вдруг побледнел, рука его так и застыла в воздухе. С большой связкой сена за спиной к аулу шла Пари. Мажид сел на траву, рядом с ним села и я.
— Переждем, Патимат, пока она пройдет. Не могу я смотреть на ее печальное лицо. Если бы меня девушка так полюбила, как Пари Сайгида, не жалко было бы за нее жизнь отдать.
Я, не отвечая, смотрела в сторону аула. Алибег стоял на крыше своего дома и, приложив руки к глазам, как в бинокль, глядел на нас.
Мама постоянно хвалила Омардаду, перечисляя достоинства Халун, Мажида, покойного Сайгида.
— Что бы мы делали, если бы не Омардада! И Мажид весь пошел в отца, такой умный, добрый, отзывчивый…
— Уж очень ты, мама, часто последние дни напоминаешь мне о доброте Омардады. С какой стати ты решила взвешивать все его достоинства? — вспылила я, взяв в руку два кувшина, чтобы идти к роднику.
— Люди бывают разные, — продолжала мама, будто не замечая моей горячности. — В твоем возрасте так легко ошибиться. Чтобы угадать, каким будет сын, надо смотреть на отца.
Один кувшин выскользнул у меня из руки и разбился.
— Ой, мама! — вскрикнула я.
— Сама жизнь тебя учит, Патимат, — сказала она. — Нельзя в одной руке удержать два кувшина.
Рано утром я пошла косить. К полудню вернулась домой с охапкой травы. Нажабат поставила на керосинку вчерашний суп из чечевицы, отложив чулки, которые штопала для младшей сестренки.
— Тебя Асият встретила? Она побежала за тобой. Уже три раза звали на репетицию. Сегодня вечером спектакль. Ты что, забыла? Почему так долго задержалась в поле?
— Хотелось все закончить…
Не успела я умыться, как вошел Алибег.
— Патимат еще не пришла? — спросил он, не заметив меня.
— Пришла, а что? — ответила я.
— Ты, я вижу, совсем не волнуешься! Собирайся, сейчас будет генеральная репетиция в клубе.
— Подожди, умоюсь.
Вдруг керосинка вспыхнула, пламя поднялось до потолка. Нажабат отбежала в угол комнаты.
— Бегите на веранду! — крикнул Алибег.
Он схватил керосинку, казалось, что он держит в руках огненный столб.
— Алибег! — завопила я.
— Бросай! Бросай! — кричала Нажабат.
Алибег через открытое окно прыгнул на веранду и выбросил пылающую керосинку на улицу.
— Ой, как испугалась! — Нажабат подскочила к Алибегу.
Я тоже бегала вокруг него.
— Жить тебе, что ли, надоело? Руки-то у тебя целы? Брови и ресницы опалил.
— Если бы не выбросил керосинку, дом сгорел бы! — он размахивал покрасневшими руками.
— А если бы ты сам сгорел?! — сердилась Нажабат.
— Умайганат осталась бы без Айдемира! — вздохнул Алибег, печально взглянув на меня.