Халун схватилась за голову.
— Почему же ты на суде, Хуризадай, не рассказала всего подробно? Говорила так, что никто тебе не поверил!
— Не могла же я, Халун, при всех позорить свою семью!
— В конце концов все само собой выплывает наружу. А сколько горя всем пришлось испытать. Нам, Парихан, ее сиротам! — Халун с трудом перевела дух от волнения.
— Ну вот теперь все и уладилось, — хладнокровно говорила Хуризадай, поднимая занавеску над небольшой полкой. — Вот видите, это все я для себя приготовила на тот свет, — она достала узел. — Если аллах продлит мне дни, я еще себе куплю. — В узле оказался большой кусок белой материи и шелковый платок.
— Ты что, собираешься наряжать ее невестой? — съязвила соседка.
— Наряжу, почему же не нарядить? — ответила Хуризадай. — Она все-таки была женой моего сына. Если бы не война, так бы не получилось. Жамал ей в дедушки годился, он обманул ее. Она была доверчивая. Что же делать? Я еще напоминаю: кто расскажет Нурулагу, как умерла его жена, будет моим кровным врагом. Трижды сын мой ранен на войне, пусть не будет у него четвертой раны. Я сама напишу ему.
Я удивлялась спокойствию Хуризадай.
— Иди домой, Патимат, я скоро приду, — шепнула мне Халун.
По дороге я встретила Шумайсат с мешком за спиной. Сутулясь, она с трудом передвигала ноги. Из-под черного платка она бросила на меня злобный взгляд. И сразу отвернулась, будто увидела змею. Я вспомнила, как люди в день убийства Жамала с сожалением говорили о ней:
— Раньше времени состарилась Шумайсат, солнечного дня не видела при муже.
— Если в грязь упало золото, кто его там отыщет?
— При живом муже она была вдовой, а дети ее — сиротами при живом отце!
Прежде я не задумывалась над судьбой несчастной Шумайсат. А теперь вижу, как все были правы, жалея ее. Жизнь ее прошла в тени. Слезы Шумайсат, как дождевые капли из туч, падали на детские носки, которые она вязала, на одежду, что она шила. Потушив свет, в полутьме, глядя на спящих детей, не раз, должно быть, вспоминала обойденная счастьем женщина свою жизнь…
Отец Шумайсат погиб во время революции. Мать умерла через год. Шумайсат была еще грудным ребенком, когда ее взял к себе дядя — брат матери. Девочка росла заброшенной, говорить научилась только в три года. Жена дяди распустила даже слух, что Шумайсат глухонемая. Но когда девочка подросла, то жители аула поняли, что она и умнее и трудолюбивее своих двоюродных сестер. Шумайсат казалась рядом с ними куском парчи на платье из ситца. И привлекательная внешность, и скромность, и мягкая сдержанность с людьми настраивали против сиротки тетку. Как и каждая девушка, Шумайсат мечтала о счастье. Но, казалось, цветок любви должен был засохнуть — не орошал его дождь, не грело солнце. Целые дни работала без устали проворная, ловкая Шумайсат… И тут вдруг красавица Парихан отказалась выйти замуж за Жамала. Родители отвергнутого жениха вспомнили о трудолюбивой девушке. Услышав, что ее хочет взять в жены один из видных женихов аула, Шумайсат была вне себя от радости. Она мечтала о своей семье, спешила поскорее уйти из чужого для нее дома. Жамала рисовала она в своих мечтах добрым, ласковым, отзывчивым…
Но, выйдя замуж, Шумайсат быстро поняла, что из прохладного ручейка она попала в ледяную реку. В ауле все еще спали, а она уже шла с двумя кувшинами за водой. Едва успев убрать за овцами, она доила коров, потом бежала в поле — помощников у нее не было. Свекровь хранила у себя все ключи от сундуков. От нее молодая жена Жамала только и слышала: «Принеси! Отнеси! Поторопись!»
Жители аула глядели ей вслед с жалостью.
— Как несправедлив мир! Если бы родители этой красивой и работящей женщины были живы, не видать бы ее Жамалу даже во сне, проспи он хоть десять лет!
Первым из детей Шумайсат был Алибег. Потом один за другим рождались дети, работы было много… Безропотно сносила Шумайсат грубость мужа, его отлучки из дому. Никогда никому не жаловалась, ни с кем не делилась. Про смуглую горянку говорили, что она способна проглотить скалу и промолчать при этом.
— Почему Шумайсат все терпит, почему не спорит, не борется за свое счастье? — спросила как-то Пари у моей мамы.
— О таких делах легко судить другим… Не дай аллах самой пережить все это. Ради детей все терпит бедная Шумайсат…
…Мне было горько видеть на лице вдовы Жамала ненависть и презрение. Ведь ни я, ни мама не были ни в чем виноваты — теперь-то все это знают. Долго не могла я заснуть, стараясь угадать, что же будет дальше? Алибег так похож на свою мать… А вдруг, встретившись с ним, я тоже прочту на его лице злобу и отвращение?