— Ты считаешь, что над женщинами можно издеваться? Решил жениться на Патимат, забыл о той, которую бросил на поле боя!
Халун рыдала.
— Чего ради ставить свою фарфоровую пиалу на чужую полку, а глиняную, нежеланную, вносить в свой дом!
— Чужая-то не виновата, что встретилась с мерзавцем! О судьбе этой женщины тоже надо подумать, Халун!
«Бедный Мажид все принимает на себя, все придумывает ради меня… Нет у него никакой жены. Добрый он и хороший, почему не могу я его полюбить! Сердцу, видно, не прикажешь», — раздумывала я, замерев на ступеньке. Надеясь, что мой приход притушит ссору, я кашлянула.
— Омар, на лестнице кто-то есть! — услышала я голос Халун.
Еще радушнее, чем всегда, встретили меня старики. Мажид бросил папиросу, подошел ко мне, но глядел невесело. Когда я поставила на трехногую табуретку миску и открыла крышку, Мажид как бы случайно сказал:
— Спасибо, сестра.
Халун и Омардада при его словах испуганно переглянулись. Я, будто привычная к такому обращению, протянула Мажиду ложку:
— Попробуй, брат, что наши младшие сестренки приготовили.
II
Промелькнула весна. Несмотря на глубокий снег зимою, травы не особенно удались. Поэтому рано начали в этом году косить в горах. Правление колхоза разрешило покосы и на дальних пастбищах, в прошлом году траву там не трогали. Бригада Нурулага работала в эти дни в Чандикале, и многие из нас оставались там ночевать.
Устав от дневной работы, я собиралась сразу же лечь. Принесла охапку травы и хотела было постелить себе, но меня позвал Омардада.
— Видишь это дерево? — спросил старик.
— Да. Это тута.
— Всмотрись. Не замечаешь ли на нем какой-нибудь особой приметы?
— Нет!
— Ну, значит, еще не понимаешь как следует душу природы, — сказал старик и положил шершавую руку на ствол дерева.
Всмотревшись, я увидела на коре глубокую трещину. В ней я разглядела утолщение.
— Что это?
— Здесь, доченька, когда-то был хутор Асхаба — двоюродного брата моего отца, да простит ему аллах все грехи… Однажды осенней ночью какой-то завистник поджег дом. Асхаб был настоящим тружеником. Утром следующего дня он огородил палками клочок земли, чтобы построить новый дом… Весною мы пришли сюда. И что ж ты думаешь? На одной палке выросли зеленые листочки. Теперь, видишь, это могучее дерево с толстой корой. Но природа, чтобы все могли увидеть это чудо, оставила торчать этот кусок палки: внимательным людям рассказывает она историю тутового дерева. Вот, доченька, какие чудеса происходят, когда есть сила бороться за жизнь! Все другие бревнышки забора давно сгнили. А это дерево гордо устремляется к небу.
— О чем шепчутся его листья? — спросила я.
Омардада прислушался.
— Они славят землю, солнце и трудолюбивые руки земледельца, — он стал говорить громче, чтобы слышала приближающаяся к нам Пари. — Палка осталась бы палкой, если бы не земля и не любящие руки. Такова и человеческая жизнь. Коль любовь пустила корни в сердце, жизнь будет продолжаться! А жизнь дается человеку однажды. Если ты упал, торопись встать. Отряхни пыль и иди дальше.
Пари задумчиво прошла к дому.
С полной кастрюлей воды навстречу ей по тропинке шел Нурулаг.
Я резко отвернулась.
— Патимат, я хочу с тобой поговорить, — Омардада отвел меня в сторону, усадил на землю, сел рядом. — Почему ты последнее время так переменилась к Нурулагу?
— Что же, я должна его на руках носить, раз он такой бессовестный?
— Патимат! Пойми, у жизни свои законы. Живые не должны ждать мертвых. Я бы хотел, чтобы Пари вышла замуж и стала матерью. Жизнь — не конь, удару кнута она не подчиняется. Поговори с Пари, скажи ей, пусть не оглядывается на нас, мы не против…
— Омардада, я не могу забыть Сайгида, — сказала я, положив голову к нему на колени.
Омардада ласково гладил меня по волосам. Его рука дрожала.
— С годами, дочка, приходит мудрость! — Он вздохнул. — «Надев бурку, не жди пролившегося дождя», гласит пословица. Я старался быть справедливым к людям. Судил себя строже, чем других. Прощал другим то, что не простил бы себе. Подметал снег перед своими воротами и не судачил об инее на крыше чужого дома. На Пари я стараюсь смотреть с горы мудрости. Проходит ее молодость. Бочка без вина рассыхается. Нурулаг — настоящий аварец. На голове у него папаха, а в сердце горский намус. Он весь пошел в свою мать. Ты же помнишь Хуризадай, Патимат? Какая это была женщина! Было время, я ошибался в ней, но потом убедился, что в ее груди билось сердце орла. Я хочу, чтобы бывшая невеста моего сына вышла замуж за достойного человека.