Вот мы поравнялись с их домом. Халун кивнула моей матери:
— Иди вперед, Парихан!
— Нет, нет! Иди ты, Халун! — возразила мама.
Теперь Халун, Омардада и мама шли впереди. Я и Мажид — следом. Мажид был очень печален, я не стала с ним заговаривать — не хотелось тревожить.
Вдруг Омардада нагнулся, лицо его просияло. Он поднял подкову.
— Удачным будет твой путь! — воскликнул он. Старик передал мне находку, я трл раза подула на нее и протянула Мажиду. Он улыбнулся чуть-чуть насмешливо и повторил мои действия.
Пока мы шли к шоссейной дороге, к нам присоединилось больше половины аула. И взрослые и дети вышли проводить нас, ребятишки смотрели на меня восторженно и снизу вверх, как смотрят на высокую вершину.
Омардада взял меня за руку. Мы отстали.
— Знай, Патимат, что я уважаю ученых, но я бы тебя не послал в далекий город, если бы это не было желанием твоего отца. А раз уж ты едешь, то должна знать, как вести себя. Говорят, что «и одного дня много, чтобы научиться плохому, и тысячи дней мало, чтобы научиться хорошему». Платье надо беречь, пока оно новое. Там, в Москве, с младшим будь как старшая, к советам старших прислушивайся. Вставай раньше всех, ложись позже всех. Дружи с теми, кто может тебя научить хорошему. Дружбу береги. Если тебя хорошей назвали — это на всю жизнь, если плохой — тоже навсегда. Мой отец, дай аллах омовения всем его грехам, говорил: «Первую часть ночи размышляй о своих недостатках, вторую — о недостатках других. Увидел недостатки у человека, не говори о них вслух, хорошо подумай, не найдешь ли ты их у себя». И главное запомни — ты едешь в Москву, там по тебе будут судить обо всех нас.
— Я все запомню, Омардада.
— Я знаю, что ты не забудешь, поэтому и говорю, — Омардада вложил мне в руку десятирублевую бумажку. — Пригодится тебе, доченька!
Я старалась держаться как можно солиднее. Еще бы! Ведь на меня обращено столько взглядов. Но стоило мне самой посмотреть на кого-нибудь из соседей, сердце мое таяло, как сливочное масло на солнце, а глаза наполнялись слезами. Мне хотелось всех обнять и каждому сказать «спасибо». Всю жизнь меня окружали ваши заботы, ваша доброта, любимые мои соседи. Спасибо тебе, дорогая Унайзат, в день кончины моего отца ты согрела меня и сестер своей добротой. Не раз я, дорогая Хандулай, сидела у твоего домашнего очага, пока мама не вернется с поля. Поклон тебе, седобородый Гаджи, за то, что ты забавлял меня, сироту, раскачивая на молотильных досках. А ты, знаменитый лудильщик аула! Помнишь, как ты заботливо запаял да еще и украсил рисунком разбитый мною у родника кувшин? Мама до сих пор не знает, что этот кувшин составлен из нескольких кусков. Смогу ли я забыть нашего пастуха — в печальные, горестные дни он развлекал меня игрой на зурне. А бабушка Издан, ты ведь не раз вытирала мне нос зимой своим мягким, пушистым платком…
Я уношу с собой взгляд ваших глаз, доброту ваших сердец, они всегда будут согревать меня в морозной Москве.
Мажид остановил попутную машину. Я старалась больше ни на кого не смотреть, чтобы не заплакать. Нажабат и Асият вытирали слезы. Мама старалась казаться веселой. Халун плакала не таясь.
Я села в кабину, Мажид — в кузов. Мама снизу подала руку Мажиду.
— На тебя я надеюсь… Только на тебя… Помни, у нее нет брата.
— Не беспокойся, Парихан. До свидания!
— Счастливого пути…
Так и вошла в мою память мама с кувшином родниковой воды в руке, другую руку она приложила к глазам, как козырек… Солнце отражалось в медном кувшине. Я уезжала и увозила в своем сердце суровые, справедливые и величественные законы наших гор.
Если в очаге одного аварца сохранилась искра огня, он передаст ее соседу, и от этой искры во всех очагах аула дружно запылают огни. Если лишь у одного горца в ауле осталась пригоршня муки, он поровну разделит ее с соседями, чтобы в каждой семье была похлебка на обед. Заболел кто-нибудь, покой нарушен в сердце каждого. Коль в чьем-то доме играют свадьбу, ты не увидишь дыма над трубами других домов. Но, если уроженец села совершил поступок, запятнавший честь горца, все жители судят провинившегося. Прославился кто-нибудь, весь аул гордится героем. Не за пиршественным столом горцы угадывают друга, его узнают, когда в доме беда.