Законы гор — это не толстые книги… Это последняя искорка огня, которую одна мозолистая рука передаст другой. Это свадьба, на которую приглашается весь аул… И это, наконец, похороны, на которые собираются все жители горевать вместе с родными покойного. Вот они — простые законы гор. Они записаны в сердце каждого горца.
V
Вот она, Москва! Город, который еще так недавно жил для меня только в мечтах…
Вот мы вышли с вокзала, спустились в метро. Люди! Куда все они так спешат, словно горные потоки весною?
— Мажид! Что-то, наверное, случилось! Как много народу! Куда бегут?
— Привыкай, дорогая, к городской жизни. Это тебе не горный аул. Ты и представить пока не можешь, сколько здесь людей.
На улицах — машины, словно отары овец без чабана, идут куда попало — влево, вправо, вперед. Я боялась отпустить руку Мажида.
— Смотри, Патимат, все на тебя смотрят! — сказал Мажид.
Действительно, многие обращали на меня внимание — даже из машин высовывались, улыбались. Я приосанилась.
Я старалась заглянуть в стекла больших окон, мимо которых мы проходили. В одном из них я увидела свое отражение и даже остановилась. Платье из пестрого сатина мама сшила мне так, как было принято у нас в ауле. Оно совершенно скрывало мою худую фигуру. Белая мамина шаль, которую я впервые повязала на голову, кистями касалась моих пяток. На ногах у меня были парчовые чувяки — подарок Халун. «Так вот почему все на меня смотрят! Я очень нарядная», — решила я. По-прежнему не выпуская руки Мажида, шла рядом. Я так была довольна собой, что даже забыла про свой курносый и широковатый нос — постоянное мое огорчение. Я поправила волосы на лбу, чуть приподняла на плече шаль — пусть москвичи любуются моими длинными черными косами! Мы шли довольно быстро, я оглянулась — никто на меня уже больше не смотрел, только Мажид поглядывал да слегка улыбался.
Особенно трудно приходилось ему со мной переходить через улицы. Я пугалась машин, цеплялась за руки моего спутника, дрожала, как лист на ветру, и долго не решалась ступить на мостовую.
— Ты смотри, Патимат, на зеленый огонек! — уговаривал Мажид, но я могла смотреть только на машины, то бестолково бросаясь бежать, то испуганно топчась на месте.
…К вечеру я уже устроилась в общежитии, и Мажид повел меня к Тимирязевской академии. Дома, дома, деревья, зелень, цветы… Лес!
— Где же академия? — спрашивала я.
— Вот все вокруг и есть академия, Патимат.
По правде говоря, я мало что понимала — я все время была какая-то оглоушенная и безмерно счастливая. Восторги мои, правда, порой охлаждала мысль: «А вдруг я не выдержу экзаменов, не попаду», — но я старалась об этом не думать; Впрочем, Мажид был довольно строг со мной.
— Пока ты не сдашь экзамены, мы никуда с тобой ходить не будем, — заявил он. — Будешь заниматься…
Я взялась за книги.
Вот по этой аллее еще утром я шла в неизвестность. Сердце подпрыгивало, щеки горели. Моей жертвой стала первая попавшаяся мне на пути полевая ромашка! «Сдам, не сдам, сдам», — обрывала я лепестки. Первый экзамен!
В свое время я была уверена, что ни у одного полководца ни перед одной самой ответственной битвой не было в душе столько вдохновения и энтузиазма, как у меня перед первым экзаменом.
Экзаменаторов я представляла необычными людьми… все вокруг таким торжественным, ни на что не похожим…
И что же! Я бегу по той же аллее, подпрыгиваю, готова обнять всех. Какой сегодня прекрасный день! Первый экзамен сдан. А преподаватель такой же человек, как и все. Тот, кто задал мне первый вопрос: «Какие основные культуры выращивают в горах?» — был похож на Омардаду. Такие же ласковые глаза, такая же седая борода. И мягкая улыбка. Только у Омардады руки большие и шершавые, а у экзаменатора — белые, тонкие, худые. Мне не приходилось видеть таких рук у мужчин-горцев.
— По твоим глазам вижу, что сдала! — сказал Мажид, вставая со скамейки.