Но джентльмен не пал духом: при помощи немудреных столярных инструментов он из одностворчатого шкафа соорудил чудесное однобортное пальто.
Он пропилил в крышке шкафа отверстие для головы, по бокам – дыры для рук, выбил днище, залез внутрь, зажал деньги в кулаке и в таком виде отправился в винный магазин, где его, нельзя даже сказать, повязали… Скорее перекантовали в чумовоз и доставили в дурку.
Герой этого происшествия был мрачен и немногословен:
– Я же не шимпанзе какая, чтобы нагишом по городу разгуливать.
И наотрез отказался сообщать какие-либо подробности.
История другого, бесстыдника, была пикантнее.
Если верить ему на слово, произошло следующее:
– Иду я с ночной, встречаю знакомого, он тоже с суток – грех не выпить. Но еще не продают.
Зашли к нему. Я говорю:
– Ты пока сбегай, а я у тебя помоюсь, а то дома смеситель полетел.
Задернул я занавес, стою намыленный, и тут в совмещенный санузел влетает его баба:
– Чуть, говорит, не описалась. Я деньги забыла, хорошо вовремя хватилась, – и, между делом, хвать меня за конец.
Тот по стойке смирно.
– В кои-то веки! – обрадовалась она и ширму в сторону:
– Ты кто? – говорит.
Я отвечаю, как есть:
– Электрик.
– Пойдем, говорит, посмотрим, какое у тебя напряжение, – а сама так и тянет.
Ладно, думаю, успеем. Однако муж больно прыткий оказался…
Мы-то с ним почти что мирно разошлись… А когда я ушел, он литр скушал и навешал ей горячих от души. Она заявление накатала и в милицию – я, дескать, её изнасиловал.
Это я-то!
Я говорю следователю:
– Вы разберитесь, кто кого еще изнасиловал. Когда тебя тащат, как вошь на аркане, приходится соответствовать.
И так, к слову, сообщаю, что, мол, состою на учете. Следователь мне поверил, взял подписку о невыезде…
Ложись, говорит, пока в дурдом, тем временем я с ней разберусь.
Не иначе, как опять напряжение будут проверять.
Посещала меня только Женя – так было договорено. «Застрявшие души» знали, что я в желтом доме, но адрес им был неизвестен.
Не знаю, насколько она верила в мое исцеление; наверное, надеялась – для чего-то она определила меня сюда.
В последнюю пятницу перед выпиской я, как обычно, отправился в хранилище, где архивные девушки уже всерьез стали покушаться на мою нравственность.
Утро выдалось морозное, и я решил пройти через цокольный этаж, где располагалась учебная переплетная мастерская.
Я шел между штабелями флатовой бумаги, каких-то коробок и ящиков, листов коленкора, остро пахнущих клеем – коленкор здесь сажали на картон, и делали канцелярские папки, обложки для историй болезни, большие футляры для архива, блокноты разных форматов, юбилейные адреса и что-то еще.
Я думал о своем, запьянцовском – девушкам надо сказать, что алкоголь убил потенцию (так ведь они не поверят и станут проверять!), и плохо контролировал обстановку.
В какой-то момент я остро почувствовал опасность и убедился, что окружен.
Безумные кучковались вокруг огромного резака, этакой механической гильотины с педалью. Я такого и в типографии не видывал!
Почему в больнице не организовали сборку гранат?
Ни инструкторов производственного обучения, ни медперсонала… За спиной у меня маячили три мрачные фигуры, по виду – бывалые вурдалаки.
Мне стало сильно не по себе: умереть от усекновения головы, от рук нелюдей, за попытку трезвой жизни!.. Я сделал вид, что не заметил западни, но главарь переплетчиков, бледный и злобный дегенерат моего возраста, преградил мне путь:
– Ты слишком длинный. Тебя надо укоротить.., – он с трудом шевелил обескровленными губами.
– Сначала перекурим, а потом обсудим проблемы роста, – любезно ответил я и достал нераспечатанную пачку «Camel»а.
Удивительно все сошлось – я не курил, бросил в 1969 году в честь того, что на дне рождения матери надрался так, что возжелав освежиться, полез под душ, как был – в костюме и обуви, сигареты в кармане пиджака намокли, и я выбросил их, наказав себя за свинство отказом от курения…
И я не курил десять лет.
Но накануне один товарищ по несчастью, человек совсем молодой, но уже директор военной картины на «Мосфильме» (взрывы, пожары – из сэкономленных бревен он строил дачу в ближнем Подмосковье) получил из Франции «спираль» тамошнего производства и очень хотел узнать, что написано в инструкции, особенно срок действия.
Я устроил перевод. Срок действия чудо-пробирочки составлял всего 6 месяцев, и на радостях Марк Бердический подарил мне блок «Camel»а.
Я, хоть и не курил, взял – больничная валюта…
«Camel» произвел на безумных чрезвычайное впечатление (я нес две пачки для архивных девушек), мы закурили, настоящий вирджинский табак ударил в их некрепкие головы, и пока они делили между собой пачку, я удалился по-английски.