Нормально для страны, которая еще не оправилась от военного разорения.
Потом мы играли в игровой комнате на полу, как и дома, гуляли в общем дворе домов №№ 24-26.
Во дворе был длинный вытянутый аппендикс вдоль Печатникова переулка, он и сейчас сохранился, – это была запретная для нас зона, туда направлялись парочки из ближайшей пивной, где они и устраивались на юру, всеобщем обозрении и безо всяких удобств.
Но двор вдоль Колокольникова являл собой большую угольную яму, ее выбрали местом для игр мальчики, что нисколько не смущало воспитательниц, сопровождавших нас на прогулки.
Девочки играли в классы и прыгалки в той части двора, что шла вдоль Сретенки.
Всюду было не прибрано, грязно, бедно, и мы, дети – представители привилегированного класса и будущее страны, строили крепости из угля, а после весь персонал с соответствующими присловьями помогал нам отмывать наши чумазые физиономии и негритянские кисти рук.
Обед: два ненавистных супа – картофельный мясной с одинокой фрикаделькой или – еще хуже и противней – молочный с вермишелью; на второе: серые макароны трехлинейного диаметра (говорили, что это как-то связано с калибром винтовки Мосина: макароны, папиросы, карандаши – все 7,62 мм).
Вот эти винтовочные макароны, посыпанные отвратительным вонючим зеленым сыром или котлета (биточки, тефтели, которые, впрочем, ничем друг от друга не отличались), и я находил котлеты вполне съедобными.
Признаюсь, я мясоед, таковым был с рождения, таковым и умру.
Макароны с зеленым сыром я оставлял нетронутыми, что приветствовалось няньками, иные из которых проживали в пригороде, они забирали пищевые отходы для откорма поросят.
На третье был кисель из брикета или компот из сухофруктов – сильно пожиже, чем дома.
Мертвый час, полдник – стакан кефира или ацидофилина, или кипяченого молока с пленкой, кусочек творожной запеканки или калорийная булочка, в глянцевой коричневой пленке с несколькими орешками арахиса на макушке, или три печенья.
Все предпочитали калорийную булочку.
И гулять или играть – в зависимости от погоды, в шесть вечера нас забирала домой мама.
В первую же неделю я пожаловался дома, что в игровой, в стеклянных шкафах стоят большие игрушки – грузовик, паровоз, но нам не дают ими играть.
В детском саду маму обхамила заведующая, но наша стальная родительница пошла в РОНО и стеклянные шкафы были отомкнуты…
Когда мама пришла за нами вечером, ей молча показали обломки игрушек, сложенные в углу.
Грузовик доехал именно я – я попытался кататься на нем верхом, сначала отлетели красные колеса, затем не выдержал нагрузки зеленый кузов, и отломилась дверца кабины.
Игрушки починили и снова замкнули в стеклянных шкафах, и я признал, что это – правильно.
Через некоторое время заведующая хватилась, что я должен посещать старшую группу, в филиале, в Последнем переулке, и нас с Лидой разлучили.
Но она устроила такой скандал (школа бабы Лиды), что ей разрешили ходить со мной в старшую группу.
Филиал располагался наискосок от 18-го отделения милиции, нам хорошо было видно, что происходило во дворе мусорни, где располагался гараж с оперативными легковушками и черными воронками.
Со своими клиентами мусора не церемонились, но никаких ужасов – избиений и какого-то вопиющего насилия мы не видели: так, навешают оплеух или пенделей ногами по заднице.
Но, видимо, под влиянием постоянных сюжетов: привезли шпану или карманника от кинотеатра «Уран», а вот зареванная и побитая молодуха выводит из парадного подъезда своего всклокоченного мужа, в рваной рубахе, он держит штаны руками и орет, что лягавые слямзили его ремень с серебряными накладками…
Сама же, дура, сдала мужа, сама же и еле упросила отпустить из КПЗ – мы прекрасно изучили нравы постоянных клиентов восемнадцатого.
Подобное соседство постепенно возбудило в нас жгучий интерес к блатной жизни и блатному фольклору.
Образовался стихийный кружок любителей запрещенной песни, и в детский сад стало интересно ходить.
Дворик, в котором мы гуляли, был крошечным, к тому же он был перегорожен подпорной стеной – как раз здесь начинался довольно крутой уклон.
Нам было категорически запрещено подходить к стене, а тем более прыгать с нее в нижний двор.
Рядом с подпорной стеной была пристройка, в ней помещалась слесарная мастерская местного домоуправления.
Во дворе стояли длинные верстаки, на которых мастера пилили трубы ¾ дюйма и нарезали на них резьбу – латали давно сгнившую сантехническую систему наших домов, вот уже полвека не знавших ремонта.
Бригадиром водопроводчиков был замечательный златоуст по прозвищу Сизарь.