Замша – вот идеальное средство для чистки и правки пера: никаких волосков в расщепе, а если долго тереть капризные перья о замшу или изнанку кожаного ремня, то они перестают царапать бумагу.
Перья № 11 или № 86 можно было приладить к головной части бумажного голубя – и голубь мира становился боевым, а если ухитриться при помощи клея и нитки приладить к острию пера капсюль жевело, то училку можно было испугать до пожизненного заикания…
Перо «Рондо», в заграничном варианте № 997, бронзовое или никелированное – виртуозная штучка, созданное каллиграфами для староанглийского круглого шрифта или нерегулярных гарнитур, оно требовало усидчивости и большого искусства, я им так и не овладел в совершенстве, о чем очень сокрушался.
Официальные бумаги, бланки особой отчетности заполнялись только тушью и только пером «Рондо».
Зато я стал признанным мастером игры в перышки: надо было, подведя кончик своего пера под шейку чужого, щелчком перевернуть перо другого игрока, а затем так же щелчком вернуть его в исходное положение.
Перья имели меновую стоимость: одно перо – три фантика, десять перьев – марка (не колония).
У меня был мешочек для игровых перьев, небольшой, но увесистый; писчие перья я держал в пенале.
Однажды я спустил в один ход (я так и не дождался своей очереди вступить в игру – мой противник действовал безошибочно) все свои перышки одному ловкому малому, но когда он вознамерился унести восвояси моё кровное, мне пришлось применить секретное оружие – я поставил на кон перо от самописки.
Большое жюри знатоков признало перо авторучки законной фишкой, ловкий малый не сумел найти подход к диковинной новинке – у неё не было шейки, и я так же в один ход вернул свои и выиграл все его перья.
В собрании моего противника было множество иностранных образцов, европейских и азиатских, так я стал обладателем двух «Рондо» с клеймом «GB 997 Alfa», где GB – Великобритания.
Чернила ХIХ века из чернильных дубовых орешков и железного купороса с добавлением ничтожного количества гуммиарабика и глицерина, а так же таннино-галловые с надежными красителями: метиловым фиолетовым, краппом, индиго, фуксином были хороши, но постепенно уступали место анилиновым.
Чернила из растворенного в воде из под крана стержня химического карандаша, о которых повествует Асар Эппель, остались в военном прошлом.
В наши парты, конструкции гигиениста Ф. Ф. Эрисмана, восемь десятков лет прослуживших русской школе, были вставлены массивные фаянсовые непроливайки, так что большое искусство требовалось в начале совместного обучения дабы беззвучно извлечь чернильницу из гнезда, поднести её максимально близко к косичке сидящей впереди девочки и мгновенно погрузить кончик косички в узкое горлышко непроливайки.
В обязанности дежурного по классу входило следить за тем, чтобы никто не остался без чернил, но, надо признать, мытьё чернильниц – каторжное занятие.
Нажим, волосяная линия и самое сложное – переход из нажима к волосяной и обратно.
Как всякий циклоид, я пишу связно, отрывая перо от бумаги только тогда, когда нет возможности сразу перейти в другую букву или в конце слова.
Каллиграф так писать не может, надо вычерчивать за буквой букву, строго соблюдая последовательность линий разной степени нажима и правила соединения букв волосяной линией. Нажимная линия ни в коем случае не должна налезать на косую линейку прописи, а лишь касаться её, как в образце.
Есть буквы простые для написания, например «ш» и сложные – «ч» или «й». Трудность представляют верхняя черточка буквы «ч» и акцент над буквой «й»: можно, конечно, схалтурить и пустить эти элементы в виде запятой: точка и волосяная линия, а можно исхитриться и написать эти финтифлюшки переливом нажима и волосяной, едва заметной для глаза.
Князь Лев Николаевич Мышкин был, как известно, не только и не столько идиотом, но еще и совершенным человеком, и прирождённым каллиграфом, он очень поэтично рассуждал о шрифтах.
Наша учительница, Мария Александровна Преображенская, женщина пред-пенсионного возраста, имела ту безупречную выправку, что так предательски выдавала «бывших». Я думаю, что она могла бы легко преподавать и в старших классах, но что-то её туда не пускало.
Она была интеллигентна, сдержанна, строга, из тех, у кого не забалуешься.
Так что знаменитую песню:
я и мои одноклассники никаким боком к Марии Александровне отнести не могли.