Выбрать главу

И в районном Доме пионеров на Самотеке мне выдали не только лычку, но и нарукавную нашивку с пионерским костром, как сотруднику районного подчинения, а затем и значок «Юный турист» за победу в районном конкурсе «Костер с одной спички».

Ах, костры – роковая страсть моя, сколько я за них претерпел, но уж поджечь что-нибудь одной единственной спичкой, и в дождь, и в снег, и в ветер – это всегда пожалуйста.

В четвёртом классе я стал-таки на короткое время председателем отряда – и как отрезало. Я, можно сказать, упился властью, славой и почётом, но отныне хотел быть только частным человеком. Однако мне этот скромный и достойный удел так и не достался – я опять был избран редактором стенной газеты.

Попротирав штаны до одури на сборах совета дружины, я вдруг догадался, что кроме современного варианта «Прозаседавшихся», из нас ничего не выйдет.

У школьной пионерской организации в городе не было никаких реальных дел, кроме сбора металлолома и макулатуры, но если круглый год собирать макулатуру, то с ума сойдешь, а школа превратится в помойку.

А насильно переводить старух через улицу – такая морока, не приведи Господи.

Примерно так рассуждали мы с товарищами, собираясь в городской Дворец пионеров, в переулок Александра Стопани, старого большевика, благо пути было пятнадцать минут.

Во Дворец ходила моя сестра Лида заниматься бальными танцами. Занятия были платными – 10 рублей в месяц, сестре падекатр не понравился, и она сказала:

– Вот отпляшу на 10 рублей и больше танцевать не буду.

Среди многочисленных кружков и секций нас привлекло стрелковое дело: пулемет «Максим» произвел неизгладимое впечатление. Но время шло, а мы все еще занимались теорией и подготовительными процедурами: учились брать «На пле-чо!», выполняли команду «Ко-ли!», но стрелять не стреляли.

Выяснилось, что тир кружка давно на ремонте.

Теория меня утомила, тем более что летом 1953 года я вполне практически стрелял из тулки, винтовки «Бердана» и даже «Зауера».

Школа постепенно стала рутиной, у меня появились другие интересы, и свой высокий пост редактора я оставил в связи с резким ухудшением здоровья.

Дела и дни

Гесиод писал о буднях древнегреческого земледельца, дела и дни школяра в Колокольниковом переулке Москвы в пятидесятые годы были не тяжелее, но многообразнее.

Годовой цикл для меня начинался с Нового года, самого любимого праздника.

Еще до школы, когда нас с сестрой укладывали раньше полуночи, мы с Лидой соединяли свои руки шпагатом, чтобы не давать друг другу заснуть и, таким образом, дождаться заветного часа появления под елкой Деда Мороза и двух немалых мешков с подарками.

Но, несмотря на тесную связь, наше бодрствование продолжалось недолго.

Нас будили под перезвон кремлевских курантов, мы доставали из пакетов по мандарину и шоколадной конфете, разговлялись и снова засыпали.

Дед Мороз, вывезенный мамой из блокадного Ленинграда, уже стоял под елкой и незаметно исчезал в тот момент, когда разряжали новогоднюю красавицу, которая, как правило, занимала треть комнаты и уже поэтому долго стоять не могла.

– В форточку вылетел, – объясняла нам мама, и мы не знали: верить – не верить.

Позже я перерыл весь дом, но так и не понял, где родительница прятала волшебный амулет.

Утром я начинал методично пожирать увесистый мешок, и к вечеру он был пуст, а я с вожделением поглядывал на крафт-пакет сестры. И она щедро со мной делилась, хоть бы еще три жизни проживи – такого не забудешь.

Кстати, Будда считал неблагодарность самым черным грехом.

Первой моей публичной елкой стала елка в ЦДРИ – Центральном доме работников искусств.

Мы, то есть я, а потом и Лида, любили туда ходить.

Приятельница мамы, заведующая справочной библиотекой «Литературной газеты» тетя Дора, через профсоюз работников культуры доставала нам билеты на детские праздники.

До того, как я пошел в школу и до пятого класса две недели между Новым годом и старым Новым годом – время суетное: елки.

Дом Советов, Колонный зал – это, как говорится, святое, до Кремлевской елки 1954-1955 года – главная елка страны, и подарки богатые, за один день даже я, прирожденный сладкоежка, умять все не мог.

ЦДРИ – елка, где кроме Деда Мороза и Снегурочки, детей развлекали опытные массовики-затейники, была интересной; мы ее очень ждали, но подарки там были пожиже.

Любимый мой аттракцион был такой: собрав детский хоровод, один из взрослых давал двум мальчикам, стоявшим друг против друга, блестящие металлические ручки, подсоединённые к какой-то мудреной электромашине. Нас предупреждали, что через нас пойдет слабый электрический ток, но это не больно, не страшно и не вредно, а напротив – полезно и забавно. Некоторый девочки и даже мальчики побаивались и конфузились, но я-то считался бывалым, и одна из ручек непременно доставалась мне.