В ноябре 1795 года Жуковский оказался в Петербурге, где Постников возил его по городу, показывая ему великолепные дворцы и особняки, широчайшие улицы, мосты и каналы. Они побывали в Летнем саду, в Петропавловской крепости, у Адмиралтейства, которое было тогда окружено каналом, на верфи, на стрелке Васильевского острова, где тогда еще не стояла Томоновская Биржа и лучшими зданиями на огромной и грязной площади были Кунсткамера и Двенадцать коллегий.
В Кексгольме, маленьком городе, расположенном на плоском острове в устье реки Вокши, Вася, в ожидании разрешения вступить в полк на действительную службу, прожил почти два месяца. Он бывал в крепости, занимавшей скалистый островок: много раз она в прошлом переходила от русских к шведам, а теперь окончательно стала русской. Из крепости деревянный мост вел через протоку в шлот — круглое укрепление с башней, находящееся на каменном островке. Ворота крепости со стороны моста и ворота шлота были обиты старинными шведскими латами. В шлоте содержались крупные государственные преступники. Майор Постников рассказал Васе, что здесь вот уже скоро двадцать пять лет сидит некто Безымянный, имя которого тщательно скрывается властями, но ходят слухи, что это кто-то из рода русских царей. Однажды на улице Кексгольма Постников указал Васе на двух пожилых крестьянок — это были сестры Емельяна Пугачева, недавно выпущенные из шлота на безвыездное житье в городе.
Ладожское озеро постепенно замерзало. Шел мокрый снег. Запахнувшись в шубу, Вася смотрел, как под звуки барабанов и флейт на плацу происходит развод караульных. Вечером в каком-нибудь из русских домов города освещались окна: там давали бал или даже бал-маскарад — офицеры не хотели скучать. Основная же часть жителей — финны — жила тихо и без всяких развлечений.
Вася писал домой: «Милостивая государыня матушка Елизавета Дементьевна!.. Здесь я со многими офицерами свел знакомство и много обязан их ласкам. Всякую субботу я смотрю развод, за которым следую в крепость. В прошедшую субботу, шодши таким образом за разводом, на подъемном мосту ветром сорвало с меня шляпу и снесло прямо в воду, потому что крепость окружена водою, однако по дружбе одного из офицеров ее достали. Еще скажу вам, что я перевожу с немецкого и учусь ружьем».
И уже перед Новым годом: «Милостивая государыня матушка Елизавета Дементьевна! Имею честь вас поздравить с праздником… О себе имею честь донести, что я слава богу здоров. Недавно у нас был граф Суворов, которого встречали пушечною пальбою со всех бастионов крепости».
Но вступить в полк молодому прапорщику не удалось: Екатерина Вторая скончалась и на российский трон сел Павел Первый, который запретил прием малолетних на военную службу.
Вася возвратился в Тулу, снял мундир и еще целый год прожил у Юшковых.
Глава третья
МОЕ МЛАДЕНЧЕСТВО СОКРЫЛОСЬ…
В январе 1797 года Марья Григорьевна Бунина повезла четырнадцатилетнего Жуковского в Москву, чтобы поместить его в Университетский благородный пансион. Они остановились в доме Петра Николаевича Юшкова в одном из переулков возле Пречистенки.[30] Это был один из самых аристократических районов Москвы. По Ленивке[31] лошади промчались быстро, а от Пречистенских ворот пошли шагом, так как здесь был тогда крутой подъем. Улица была тиха и пустынна. Вася увидел невысокие особняки с фронтонами или самой непритязательной архитектуры, среди них были и деревянные дома; ограды садов, заиндевевшие деревья под окнами… Если поехать дальше, прямо, то Пречистенка перейдет в Царицынскую дорогу, справа от нее будет Поддевиченская слобода, слева — огромное Девичье поле, впереди — Новодевичий монастырь, потом деревня Лужники на большом лугу, Москва-река, а за ней — покрытые снегом Воробьевы горы.
Москва тревожно готовилась к празднеству — к коронации нового, впрочем уже почти год царствовавшего императора. В марте он собирался торжественно въехать в древнюю столицу и проследовать в Кремль. С самого лета городские — военные и гражданские — власти занимались внешним благоустройством «отставной столицы». Солдаты здешних полков не знали ни минуты роздыху, их без конца выводили на плац, муштровали — словом, терзали больше обычного, так как всем было известно, что армия — главный интерес Павла.
Марья Григорьевна решила дожидаться в Москве коронации.
В начале февраля она повезла мальчика к инспектору Университетского благородного пансиона, находившегося бок о бок с университетом, — он располагался в бывшем здании Межевой канцелярии между Долгоруковским и Вражским переулками.[32] Инспектор пансиона, университетский профессор Антон Антонович Прокопович-Антонский, принял Бунину у себя на квартире в побеленном одноэтажном флигеле у въездных ворот во дворе пансиона.
Антонский, сын бедного малороссийского дворянина, окончив Киевскую семинарию, приехал в Мрскву, учился в университете на средства учрежденного Н. И. Новиковым Дружеского ученого общества, окончил медицинский и философский факультеты и с 1788 года занял в университете кафедру натуральной истории и энциклопедии. С 1791 года, оставаясь университетским профессором, он сделался инспектором пансиона, учрежденного в 1779 году куратором университета писателем Михаилом Матвеевичем Херасковым.
Инспектор пансиона оказался невысоким человеком лет тридцати, худощавым и немного сгорбленным, с нерешительными движениями и добрым выражением выпуклых глаз водянисто-голубого цвета. При разговоре он немного заикался.
Он расспросил Марью Григорьевну обо всем, что касалось допансионского воспитания Жуковского, осведомился, знает ли мальчик иностранные языки: пансионеры обязаны были говорить между собой по-французски и по-немецки, а русский язык разрешалось употреблять только в неучебные дни. Это нужно было, как объяснил Антонский, для лучшей практики в языках. Оказалось, что Жуковский хорошо знает французский и отчасти немецкий.
— Прекрасно, прекрасно! — воскликнул Антонский. — А любишь ли ты, Василий, книги-та читать?
— Люблю, — смущаясь, ответил Жуковский.
— Ну, а что же ты прочитал?
— Многое. Плутарха, Сен-Пьера, «Оберона» Виланда…
— Хорошо, хорошо! А русских-та писателей жалуешь ли каких?
Жуковский подумал, вспомнил «Бедную Лизу» и сказал:
— Карамзина.
Антонский походил взад-вперед, с удовольствием поглядывая — немного искоса — на высокого и сутуловатого подростка, одетого в зеленую бархатную куртку.
— Карамзина? Это ты молодец. Ну, приезжай в пансион. Учись хорошо, веди себя примерно. Я тебе и книги давать буду, а уж других-та не читай, у нас этого нельзя! Мы тебе тут что надо — то всё и дадим. Вот тебе первое чтение: выучи, вникни, хорошо исполняй, будешь первый ученик у меня.
32
Сейчас — улицы Белинского и Огарева. На месте Университетского благородного пансиона находится Центральный телеграф. В этом пансионе в разное время учились А. С. Грибоедов, В. Ф. Одоевский, А. А. Шаховской, С. П. Шевырев, А. Ф. Вельтман, М. Ю. Лермонтов и другие литераторы, декабристы В. Ф. Раевский (поэт), П. Г. Каховский, Н. И. Тургенев, С. И. Кривцов, В. Д. Вольховский (перешедший отсюда в Царскосельский лицей), А. И Якубович, М. А. Фонвизин и другие. Наместник Бессарабской области генерал И. Н. Инзов, с сочувствием относившийся к А. С. Пушкину во время его южной ссылки, и генерал А. П. Ермолов — герой Отечественной войны 1812 года, причастный к движению декабристов, — тоже окончили это учебное заведение.