Засинел сквозь редкую еще зелень парка большой пруд, осененный корявыми мелколиственными ракитами. Вот и дом — фасад его выдается по сторонам широкого, украшенного четырьмя колоннами крыльца двумя «фонарями»… Заслышав стук колес, первой выбегает Саша. Потом выходит Екатерина Афанасьевна. А там, в дверях, застенчиво медлит Маша с книгой в руке. Она даже не спускается со ступенек.
Всего в полуверсте от Муратова — на другой стороне пруда — деревенька Холх. Жуковский решил купить там клок земли для собственного дома. С большим трудом он собрал деньги. В короткое время был построен небольшой, но уютный дом, разбит садик, проложена аллея к пруду.[95] К лету 1811 года он туда переехал.
Печальным было это переселение, так как незадолго до него, умерла в Мишенском, восьмидесяти трех лет, Марья Григорьевна Бунина, а десять дней спустя после ее кончины умерла Елизавета Дементьевна — во время своего краткого приезда в Москву. Жуковский похоронил ее на кладбище Девичьего монастыря и поставил над могилой камень с буквами «Е. Д.».
…Встав ни свет ни заря, Жуковский шел к пруду, сквозь рассеивающийся утренний туман смотрел на зеленую крышу муратовского дома и ясно понимал, что под этой крышей и есть самое главное из того, что заставило его тут поселиться. Потом работал. День проводил с Протасовыми — снова стал давать уроки сестрам. Грустен, печален был Жуковский: он вдруг понял, что ему так мало привелось пожить вместе с матерью. В сущности, он так и не узнал ее по-настоящему.
Горе еще более сблизило его с Машей. Ей было уже восемнадцать лет. Она была рядом с ним — он ежедневно видел ее, говорил с ней, сидел за обеденным столом, у фортепьяно, гулял в парке и в то же время чувствовал, что она становится все более недостижимой для него. К Екатерине Афанасьевне и вообще-то подступиться было трудно, а теперь она была в двойном трауре — мрачная, строгая, недоступная.
Горькие мысли одолевали Жуковского; печальные стихи писал он в это время. Вот «Пловец»:
«Песня», обращенная прямо к Маше:
Вянет цветок («С тебя листочек облетел — от нас веселье отлетает»), жалуется юноша на берегу ручья («К ней стремлю, забывшись, руки — милый призрак прочь летит»), счастье любви — волшебная страна («Полечу туда… напрасно! Нет путей к сим берегам»), при взгляде на солнечные часы поэт говорит с грустью:
Эти стихи — оригинальные и переводные — складывались в поэму прощания с надеждами, но трудно было с ними распрощаться, легче было умереть. И герой этой поэмы умирает — в стихотворении «Певец»:
Маша стала еще печальнее. Зато Саша была необыкновенно весела, ее смех раздавался по всему дому; она всех обыгрывала в шахматы и шашки, лучше всех скакала верхом на лошади, выше всех взлетала на качелях и постоянно затевала игры. Она была — в отличие от Маши — настоящая красавица. В суете она, как казалось, не замечала, что творится с ее сестрой и с Жуковским. Даже траур почти не помрачил ее искрящихся жизнью глаз. Нет-нет да засмеется Маша, глядя на сестру, оживится Жуковский — оба они души не чаяли в Саше. Одно из стихотворных посланий к Саше Жуковский закончил так:
3
Иногда в Муратово приезжал из Большой Черни двоюродный брат Маши и Саши Александр Алексеевич Плещеев, умный, образованный и вместе с тем веселый и шумный человек. Жена его Анна Ивановна была очень красива и замечательно пела.[96] Плещеев был смугл, толстогуб, и в кругу друзей его, шутя, называли негром. Он писал стихи на французском языке, актерски-искусно декламировал, сочинял музыку — романсы, песни, — страстно любил театр и у себя в имении устраивал спектакли и маскарады. На эти увеселения к Плещеевым стали ездить и обитатели Муратова.
Жуковский особенно подружился с Плещеевым: «негр» умел расшевелить его, зажечь своим весельем А вообще-то Жуковский и сам был горазд на выдумки. Так, ко дню рождения Саши, в 1811 году, Жуковский выпустил шуточную рукописную газету «Муратовская вошь (Периодическое издание, посвященное чувствительным душам)», в которой назвал Сашу «кометой». «Муратовская комета, — говорилось там, — ходила на пруд ловить рыбу и ничего не поймала… Ввечеру сего дня, т. е. 20-е число августа, была иллюминация; комета прохаживалась по зале и по хорам и светила безденежно; денежные свечки сияли как рублевые; огненные фонтаны собирались бить высоко да раздумали; ракеты ползли окарячь; а учредитель фейерверка плюнул да и прочь пошёл». Далее был описан обед в саду и следовали стихи — шуточная здравица в стиле русских народных — всем трем Протасовым. Другая юмористическая газета Жуковского называлась «Муратовский сморчок (Ежедневное издание политического, литературного, экономического, исторического и географического содержания)». Описывая фантастическую войну в «Муратовской империи» между «печенегами» и «пупистами», Жуковский придумывает смешных до нелепости героев: «Маршал Василий Высокий, кавалер орденов трех печенок, кардинал и настоятель аббатства старых париков»; «Мария, королева и самодержавный обладатель всех прелестей, наследник и великий князь Малой, Средней и Большой Любезности (земли мало населенные, но весьма важные), маркиз Добродетели и кавалер Рыжей Коровы». Сообщения были такие: «Григорий Дементьевич[97] ходил целый день в тулупе и башлыке»; «Козловский поп впервые от роду пил воду, и астроном его прихода предсказывает наверное светопреставление». Эта газета тоже кончалась стихами:
95
Место усадьбы Протасовых и дома Жуковского установлено орловским краеведом В. А. Власовым в 1977 г. Дом, построенный Жуковским для Протасовых, был в 1820-х годах продан А. Ф. Воейковым на своз помещику Пушкареву и собран в соседнем селе Подзавалове, где стоял еще в 1880-х годах. Село Муратово — теперь Урицкого района Орловской области.
96
Плещеев А. А. (1778–1862) — композитор, актер-любитель; отец декабристов Алексея и Александра Плещеевых. Его тетка Е. И. Протасова была первой женой Н. М. Карамзина. Плещеева А. И. (? — 1817) была родом из Чернышевых: декабрист Захар Чернышов и жена декабриста Никиты Муравьева Александрина (добровольно уехавшая за мужем в Сибирь), урожденная Чернышова, — ее племянники.