Разумеется, они родились, возникли и распоясались не сами по себе - их произвела система нашего отечественного хозяйствования, система шапкозакидательства, безответственного планирования, система оголтелого словоблудия, в котором часто тонут и здравый смысл речей, и польза дела вперед, вперед, не считаясь ни с потерями, ни с запретами, ни с мнением народа, - все для победы! А - "за ценой не постоим"...
Есть слух, что безумный проект - хотя гидростроители и сделали уступки, посулились на сколько-то метров снизить тело плотины и чуть поубавить водохранилище - будто бы не утвержден "в верхах". Пока! Но освободившиеся от строительства Курейской ГЭС землепроходцы ведут в Туру дорогу, шевелятся в лесах какие-то экспедиции, едут разные комиссии в Эвенкию, шныряет по начальству юркий, пробивной народ, и тихим, умиротворящим валом катится: "Да, будем строить, но Средне-Енисейскую ГЭС. Чисто будем строить. Уступами. Никакого вреда, полная выгода стране, народу, Сибири..."
И опять - в самом красивом, самом недоступном месте, зато - створ!
Ах этот створ, так бы его и переэтак! Ведь упрятал же Создатель дикие ущелья в недоступные, в неприступные дали. Добрались, забрались! "Человек проходит как хозяин..."
Ну и хозяин! Да-а! Еще раз и который раз ошиблась небесная канцелярия, опечатку сделала природа, назначив двуногого зверя хозяином прекрасной планеты, достойной более разумного и вежливого сына, распорядителя и жителя.
Ведь казним, обираем, отламываем куски, запоганиваем моря, реки и пашни не одни мы - со всех сторон, со всех углов ползут по земле безумные и бездумные твари, и за ними тянется черный, немой след - сожженная земля, темное небо, мутные воды, трупы птиц, животных и свои, человечьи, трупы, все чаще и чаще - трупики, изуродованные житьем в поганстве, в пьяном и кровавом угаре, - дети, наше будущее. Земля, планета дошла уже до инвалидного состояния.
Остановись, отринь гордыню, спроси себя, человек, пока еще не совсем поздно: зачем ты явился на этот свет? Жить или в безобразиях, во зле и хамстве подыхать пришел на землю? Или помутившийся разум и свету хочет мутного, непроглядного, поганая жизнь и кончины поганой хочет?..
***
Некто Терентьев, "инженер-гидростроитель", шлет всем газетам, писателям и журналистам толстые письма, обвиняет их всех вместе в невежестве, отсталости и тупости...
Он, Терентьев, и его товарищи-гидростроители хотят нам всяческих благ, процветания, а мы, неразумные, безграмотные обормоты, никак того не поймем и понять не можем, а может, не хотим.
Передо мной другой Терентьев, Андрей, монтажник, строивший Камскую, Боткинскую, Зейскую и еще какую-то ГЭС. Мы вместе с ним начинали "вход" в литературу, встретились в 1953 году в знаменательный день - день смерти Сталина. Именно в этот день по вызову Пермского (тогда - Молотовского) издательства угораздило меня рано утром отправиться поездом в областной центр, редактировать свою первую книжку. Вагоны старого, еще "камарного" образца, то есть полукупейные, в поездах с тридцатых годов зовущиеся "литерными", были почти пусты. Одна тощая старушка богомольного вида лепилась за столиком и не моргая смотрела прямо перед собой. На станции Лямино, первой от города Чусового остановке, в вагон вошел молоденький лейтенант, и поскольку утренней информации по радио я не слышал, то поинтересовался:
- Что там сообщают?
- Скончался товарищ Сталин, - тихо произнес младший лейтенант.
Бабушка, видать, углядела скорбь на наших лицах, моргнула раз-другой и спросила:
- Что случилось-то?
- Товарищ Сталин умер, бабушка.
- Господи, Господи! - закрестилась старушка. - Опять голод будет...
Пермь - город рабочий, суровый, смертей и горя много на своем веку перевидавший, еще более посуровел от траурных флагов. На улицах малолюдно, по конторам плач. Плакали в книжном издательстве, плакали в отделении Союза писателей, возглавляемом Клавдией Васильевной Рождественской. Молодые и старые литераторы плакали, литературных дамочек отпаивали водой. И скуластенький, кучерявый паренек силился из себя выжать солидарную слезу, но у него это неубедительно получалось.
Траурный митинг был краток, все желающие выступить после первой же фразы махали слабой рукой и, шатаясь, шли на свое место - не могу, дескать, говорить, повержен горем.
Кучерявый парень и оказался Андреем Терентьевым, уже тогда почти глухим от контузии. Он был холост, и у него велась квартира в деревянном доме, где и написал он свои первые очерки и повесть под названием "Младший лейтенант". С нами был еще один парень, москвич, только что окончивший Литературный институт, отбывающий практику в многотиражке гидростроителей и попутно, на общественных началах, работающий в альманахе "Прикамье". Парень этот был из тех, которые считают, что ежели собрались двое мужиков, да еще к тому же холостых и при них нет бутылки, то и не мужчины они вовсе, а так, недоразумение природы какое-то.
Во всех магазинах и ларьках спиртное было категорически изъято и убрано до более радостных времен. И лишь возле вокзала "Пермь-1" громогласная здоровенная девка в замаранной и рваной от ящиков куртке бойко торговала "огнетушителями" - темными бутылками с красным "портвейном". Была эта девка изрядно поддатая, никакие скорбные вести до ее ларька еще не докатились.
- Во у меня портвей так портвей! - кричала она. - Нарасхват идет!
- Тихо ты, дура! - сказали мы девке, загружая портфель редактора бутылками. - Будешь хайлать, прикроют тебя...
- Хто прикроет? Хто? Я так прикрою! - И замахнулась на нас страшенной бутылкой девка.
На Камской ГЭС мы подались в рабочую столовку, поскольку у холостяков пожрать дома нечего. Взяли супу, котлет, винегрету, сидим себе, мирно беседуем, и перед нами вино.
- Вон они! Вон они! - вдруг раздался визг в столовой. - Вино пьют! Народ горюет, а они... они с радости пьют.
И тут мы обнаружили, что столовая наполнилась народом, в большинстве своем заплаканным, и протест одного из трудящихся обращен в нашу сторону. Однако мы не стали обращать на все более густеющие, истеричные крики внимания, и дело закончилось тем, что возле нашего стола оказалась "делегация" и заявила, что, ежели мы не прекратим "безобразие", нас будут бить и за последствия никто не ручается. Поразительно было то, что часть "делегации" была пьяна, и куражились на стороне выпившие люди от клокочущей государственной скорби да еще оттого, что самим негде добавить. Мы возмутились, стали молодецкой стеной и спросили, кто тут собирается нас бить? Давай, пробуй!