— Здравствуйте, — говорит человек.
— Здравствуйте, — отвечает Дробаха. — Что хорошего?
— Хорошего? Хм… А может, плохого?.. Хм…
— Просить что-то пришел?
— Да топки бы…
— Ни хворосту, ни дров — ничего!
— Да на что нам те дрова… Торфу хотя бы…
— Копай. Под Лисками.
— Да ведь далеко… Привезти трудно. Если б на Руде.
— Все на Руде хотят. Не видят, что там еще на день-два… А ты, кроме того, и хитрый. Полтора года кто на сахарном заводе в Корделевке работал? А тебя в колхоз тащили, тащили…
— Жена моя ведь из колхоза не выходила…
— Боялась, что землю отрежут!
— И дети помогали…
— Только под Лисками!
Вот и все. Копай под Лисками и не вздумай хитрить. Если, боже упаси, попробуешь на Руде влезть, беды потом не оберешься: все равно Дробаха узнает — или сам, или кто докажет, а если узнает, то и выкопанный и высушенный торф заберет. Потом твоим торфом в конторе или в клубе всю зиму будут топить. Или в школу завезут — ведь колхоз обязан обеспечивать школу топливом!
У Ганки по-всякому выходило. Выходило так, что и ее под Лиски посылали, и копала она там — разве против ветра станешь плевать? А однажды ее под Лиски направили, а она — на Руду! Какой скандал тогда закипел! Дробаха сам приехал забирать ее торф, а она не дала! Кладет он торф на телегу, а она снимает. Что он положит, то она снимет. Чем только ей ни угрожал, а Ганка все свой торф снимает. Ничто ей было уже не страшно. Ни наказания никакого не боялась, ни угроз.
Так тогда все и закончилось. Ганка вместе с детьми, взяв мешочки, переносила свой торф домой, спрятали немного в хлеву, а немного на чердаке и поприсыпали мусором.
А то однажды украли было у нее торф. На Руде тоже. Немалую тогда яму вывернула она с детьми, и торфа нашли на несколько штыков, не на один или на два. Радовалась — не придется зимой печалиться. Не раз наведывалась сюда, перекладывала, чтобы хорошенько сохнул, и уже домой во двор собиралась перевезти, чтобы там досыхал, но приходит как-то — нет торфа, только бледные пятна в траве, там, где лежал. Украл кто-то. Подъехал на телеге, а может, и на двух, вот и следы. Куда же они ведут? До дороги по тем следам дошла, а там разве выследишь, коли похожено по ней и поезжено?
И все-таки нашла Ганка свою пропажу. Она не она б была, если б не нашла. Ходила по дворам, присматривалась, у кого что и где лежит. Уже под самую осень напала, когда похолодало, когда торфом стали топить. Зашла она к одному доброму человеку (ей-богу, доброму, ничего плохого про него не сказала бы) что-то попросить или спросить. Глядь — лежит у печки ее торф! Ганка сразу узнала его, потому, когда резала, на каждой штуке метку оставляла: продольную линию лопатой проводила… Подошла Ганка ближе к печи, нагнулась — так и есть, вот еще одна заметка и вот…
— Моим торфом, гляжу, топите… — словно задеревенелым языком сказала Ганка.
А человек тот и вправду добрым был, не стал кричать, с кулаками не бросился, из хаты не выгнал — а только спросил спокойно и тоже словно не своим голосом:
— Так говоришь, твой торф?
— Вот и метки.
— Правда, кто-то будто лопатой провел…
— На каждом такое. Вот и вот… Как же это?
— Вот еще беда! — добрый человек принялся чесать чуприну. — И как это оно? Не иначе как кто сглазил. Заскочил я среди ночи — разве днем коней допросишься — и словно бы к своей яме подъехал… Жинка моя говорит: «Гляди, сколько торфу привез, а там еще лежит. Уж не прихватил ли чужого?» Я тоже подумал, что чужого прихватил, даже у людей расспрашивал… Никто ничего не говорил вам?
— Не слышала…
— Надо же! — печалился добрый человек. — До вас не дошло?
— Не дошло…
— Вот же люди у нас! Нигде нет таких людей, как в Збараже! — принялся добрый человек ругать своих односельчан. — Ты, Ганка, не переживай, не думай ничего такого… Привезу я тебе торф. Раз оно твое, то и пользуйся им. Сам привезу!
Ждала день, ждала неделю, три недели ждала. И хотя неудобно идти и напоминать про свой торф, но пошла.
— Времени не было! Все некогда и некогда, наверно, не хватит времени, чтоб и умереть. Сегодня привезу! — заверил добрый человек.
Привез. Не в тот день, как обещал, а где-то через неделю. Ганка увидела его в окно, выскочила во двор, а на телеге — ну несколько мешочков того торфа лежит.
— А остальной?.. — спросила Ганка.
— Какой еще? Нет больше. Забыл сказать жинке, вот она и топила вашим торфом. Вот всего только и осталось… — и снова чешет в чуприне, смотреть на него жалко.