— Объездчиком служить — дело сложное, — сказал Македон. — Тут никому не угодишь, даже самому себе.
— Да себе уже как-то угождаешь, — кинула Ганка.
— А кто себе враг? Таких теперь нет…
Македон в темноте хрустел луковицей. Ганке показалось, что он улыбается, — и у нее на душе немного рассвело, потеплело.
— Мое дело какое? — чувствуя, что развязывается язык, все быстрее и быстрее, аж захлебываясь, говорил Македон. — Мое дело — иметь голову на плечах. Не до всех одинаковый подход у меня.
— Почему же?
— Такая жизнь, Ганка… А ты все одна и одна. Еще и не старая, наверно…
— Куда уже я гожусь…
— Э-э, Ганка, не скажи. Или я не вижу.
— Что ты видишь, Македон?
— А вот и вижу. Вижу, что не такая уж ты старая.
— Ха-ха! — сдерживала неожиданный смех.
— Думаешь, если молоденькая, так уже и хороша? Где там! Знаю. У зелененькой понятия никакого, а без понятия нельзя.
— А почему?
— Потому что такая жизнь, Ганка.
— Почему ж она такая?
— Откуда мне знать? Люди сделали…
— А мы кто?
— Откуда мне знать?.. Слушай, что скажу…
— Да иди уже, а то кто-нибудь увидит или услышит. Вон Тодос и Мартоха только и ждут, как бы мне насолить… Ой! И чего ты рукам волю даешь? Ха-ха! Перестань, Македон…
В это время скрипнула дверь, и тоненький Санин голос спросил:
— Мама, кто вас душит?
— Такое придумаешь, — сказала Ганка, заслоняя Македона. — Никто никого не душит, бог с тобой.
— А почему вы в сенях?
— Душно мне стало, вот и вышла освежиться. Иди спать, я сейчас приду.
— А с кем это вы говорили?
— А с кем же я говорю? Бормочу сама себе под нос, да и только…
— А кто это сопит?
— Никто не сопит. Может, гуска в хлеву вздохнула.
Саня прикрыла дверь и пошлепала к кровати. Македон выскользнул из сеней, прошел, пригнувшись под окнами, и растаял во тьме. Ганка еще немного постояла на пороге, засмотрелась на звезды, к ночному селу прислушалась. Горько стало ей и жаль чего-то, а чего — сама не знала.
Укладываясь спать, ворчала на Саню:
— И чего это бродить среди ночи и мать свою выслеживать, а? Уже нельзя матери выйти во двор и подышать? И что это за дети у меня, ума не приложу…
Но мальчики и Саня уже спали и ничего не слышали.
Ганка и ведать ничего не ведала про то дерево, но прибежала Бахурка — уже кто знает как поздно было, прибежала и шепотом:
— Счастье в руки тебе само плывет. Там возле меня машина стоит, двое каких-то лоботрясов хотят лес продать. Бревна такие, что любо глядеть, и просят дешево. Тебе бы как раз подошли.
— За что же я куплю? В чулке у меня ничего не спрятано…
— Какую-нибудь копейку натрясешь, а немного я займу.
— Да ведь нет у меня ничего, баба!
— По соседям кинься.
— Много мне Гомозы дадут, держи карман шире!
— Не Гомозы, так другие. Не все одинаковые.
А что, если и вправду решиться? За отвагу голову не рубят, а если повезет? Побежала Ганка. Не обманывала Бахурка — стояла возле ее хаты машина, и мотор гудел — словно остановились на минуту, попьют воды и дальше двинутся. Подошла Ганка к кузову, пощупала — до чего ж хороши бревна, но задаром никто не отдаст. Хотела домой вернуться — не было никакой надежды, но Бахурка почти силой подтащила ее к кабине.
— Где вы, бабка, шатаетесь! — набросился на нее шофер. — Нам уже ехать пора, — и согнулся в кабине так, будто сейчас вот нажмет — и уедут.
— Пока нашла покупателя…
— Так берешь, тетка, или не берешь? — спросил у Ганки, обрывая бабку. — Мы и так задержались.
— Если б в цене сойтись, — несмело кинула Ганка.
— Сойдемся! — твердо сказал шофер и назвал цену. Цена и в самом деле была невысокая, почему бы и не сойтись?
— Пусть так и будет, — обрадовалась Ганка. — Только я должна призанять еще…
— Гони, занимай, а бабка покажет, куда везти.
Легко сказать — займи. Попробуй походить глухой ночью, когда все спят. Тут и днем не допросишься. Стала Ганка посреди улицы — к кому идти? Может, к Лаврущенкам? Сами недавно построились, — тянулись из последних сил, глянешь на любого из их семьи — глаза запали, а жилы веревками выпнулись не только на руках — и на груди, на лбу. Идти к ним — против совести грешить… Может, к Македону?.. И сразу же отогнала эту мысль: еще не хватало, чтоб к Македону среди ночи побежала. Он к ней, она к нему. Вот это было бы красиво!.. А если к Гомозам? У Тодоса деньги есть, да и у Мартохи… Если бы за межу не поругались, так, может, и попросила бы, но теперь — ни за что!
Вспомнила, что Клара Стефанишина приехала вчера из города. Полную сетку бубликов привезла и еще в пакетах что-то. У Клары может быть и может не быть: ведь что заработает, то и истратит, но «за спрос не бьют в нос». Если Клара сама не даст, посоветовать может.