Вспомнив слова Конфуция «жизнь это распространение света, который для блага людей сошел в них с неба», он впервые в жизни почувствовал свою ущербность как человека.
Глава четвертая
Солнце высоко стояло над островом Бомбей, разливая свой жар по всему Малабарскому побережью. Оно уже начало клониться к острову Солсетт, когда Деваки пришла домой после трехдневного отсутствия.
Отец полулежал на высокой подушке на своем неизменном в последнее время ложе-чарпаи и очень обрадовался ее возвращению.
— Дочка, ты ездила на гастроли в Пуну, да? — спросил он.
Нет, папа, я потом тебе все расскажу.
— Ладно, — сказал отец, — иди, поешь, небось, проголодалась.
Деваки вошла в свою прохладную комнату. Не успела она прийти в себя, как ворвалась мачеха и набросилась на нее.
— Явилась, подлая! Ты где была? — грубо и развязно выкрикнула она. Нашла себе какого-нибудь мерзавца, да? Отвечай!
Мачеха не могла простить падчерице того, что она не отдала ей найденный кошелек с деньгами. А деньги эти, по ее убеждению, она использовала по своему усмотрению, на развлечения.
— Ты где, негодяйка, таскалась?! — брызгая слюной, завопила мачеха и вцепилась Деваки в волосы, как дикая кошка.
— Не надо, мама! Я ни в чем не виновата! — защищалась та.
— Девка продажная! Опозорить нас хочешь! Я тебе покажу! — И она стала наносить Деваки удары по голове. — Вот тебе! Получай! Будешь знать, как позорить меня! — не унималась разгневанная фурия.
Деваки закричала, вырвалась из ее рук и попыталась выскочить из комнаты, но мачеха своей огромной тушей загородила выход. Озверев, она схватила падчерицу левой рукой за косу, а правой нанесла сильный удар ей в грудь. Деваки отлетела, стукнулась о платяной шкаф и зарыдала.
Услышав такой страшный шум, отец, с трудом оторвавшись от ложа, хромая, вошел в комнату. Его седая голова тряслась от волнения.
— Что ты! Она ведь вернулась! Не бей ее! — умолял он взбесившуюся супругу. — Не смей ее трогать! — строго добавил он, помутневшими глазами глядя на пылающее лицо воительницы.
— Она не работала целых три дня, ленивая тварь! — закричала мачеха. — Она, наверное, развлекалась с дружками, а ты ее защищаешь! — упрекнула она мужа, сверкая круглыми глазами.
Деваки неподвижно стояла у шкафа. Слезы обиды ручьями бежали по ее щекам.
— Ты позоришь меня! Вот тебе! — вновь принялась избивать ее мачеха.
— Я ничего плохого не сделала, выслушайте меня! — вся в слезах просила девушка, заслоняя лицо руками.
— Не бей мою дочь! — попытался приказать мачехе отец, но та не слушала его. — Я умоляю тебя, пожалей ее, не бей! — хрипло взывал он к взбесившейся бенгалке, которая продолжала бить его беззащитную дочь.
Дрожащими руками отец хотел было удержать супругу, но она резко оттолкнула его, и больной упал, ударившись головой о шкаф.
Моментально сообразив, что хватила через край, мачеха вихрем выбежала из комнаты со словами: «Разбирайтесь сами!».
Деваки склонилась над отцом, который лишился чувств. Приподняв ему голову, она отчаянно причитала:
— Папа! Папа! Папа! Что с тобой?..
Но отец не подавал никаких признаков жизни. Глаза его закрылись. Сердце не билось.
— Он умирает! — закричала Деваки, тщетно призывая на помощь мачеху, и слезы ручьями хлынули из ее глаз.
Оставив отца на полу, Деваки опрометью выскочила из дома: она бежала за врачом, еще не зная о том, что ему уже ничто не поможет.
Врач констатировал смерть.
Убитая горем, Деваки стояла около тела умершего отца. Мачеха хранила злобное молчание, зная, что не без ее помощи отец Деваки отправился на тот свет.
Умершего, обернутого пеленой и привязанного к носилкам, на плечах внесли в ворота шмашана — места сожжения мертвых. Деваки с ужасом поняла, что это последний этап и что через несколько минут уже ничего не останется от этого дорогого ей тела, тела ее отца, несчастного и любимого ею, хранящего в ее воображении свой неповторимый облик, особенный и единственный, свои черты лица, тело — все то, в чем билась его жизнь, что знала и любила она, ее мать, его родные и знакомые.
Тело отнесли к реке и окунули вместе с носилками в воду — последнее омовение. Затем отвязали от носилок, сбросили пелену и переложили на длинные поленья на одну из платформ. Отбросив с его лица саван, положили к губам кусочек дерева, смоченный водой, снова закрыли лицо, присыпали тело землей и поспешно возвели над телом двухскатное сооружение из толстых сухих дров и обложили дрова щепками и соломой.