— Да, верно говорят кашмирцы, — весело воскликнул он, входя в дом вслед за женой, — пусть мы и бедны, но у нас есть чистая вода, чистый, воздух и красивые женщины!
— Это уже богатство! — в тон ему, мило улыбаясь, сказала Ешода на кашмири.
Ешода была уроженкой этих мест. Кашмирская долина — ее родина.
— Наконец-то я дома! — со вздохом произнес Викас.
— Ванна уже готова, дорогой! — ласково сообщила жена.
— Благодарю, милая, я пошел принимать водные процедуры! — и он, высокий и широкоплечий, тряхнув прекрасными русыми кудрявыми волосами, прошел в ванную комнату.
В большой гостиной было уютно. На стенах чудесные кашмирские ковры. Посередине круглый стол, над которым висела ажурная люстра. На полу — круглый узорчатый ковер с длинным ворсом, похожий на подстриженный гульмарг — цветочный луг. В углу на стене была распята тигровая шкура. Здесь любил отдыхать Викас. Рядом со шкурой висел пенджабский щит, лук и колчан со стрелами, двуствольное ружье, и крест-накрест, два кинжала изящной работы кашмирских мастеров. Все выдавало вкус и пристрастия хозяина дома.
— У меня, Ешода, как ты знаешь, потрясающая интуиция.
— Знаю, — ответила она. А что она тебе подсказывает на сей раз?
— Во-первых, то, что ты меня любишь.
Ешода зарделась и склонила голову на плечо мужа.
— А во-вторых, то, что к обеду ты приготовила мои любимые кюфты.
— У тебя удивительная интуиция, любимый! Можно подавать? Ты готов после принятия водных процедур принимать пищу?
— Не только. Готов даже выпить и… еще кое-что… — и он, потирая руки, сел в кресло в своем любимом углу, осеняемый древним и современным оружием. Он взял из вазы яблоко, и сочный плод захрустел под крепкими зубами Викаса.
Ешода накрыла на стол, и они сели обедать. Муж налил себе виски и залпом выпил.
— Ешода, — спросил он, немного помолчав, — как ты думаешь, кто у нас с тобой будет?
— У нас с тобой? — переспросила она, непонимающе глядя на супруга.
— Да, у нас с тобой!
— Гости, что ли?
— Ну, дорогая, слаба у тебя интуиция! У нас с тобой будет сын, мальчик! — радостно пояснил Викас.
— Ах вот ты о чем! Все в руках божьих, милый, — резонно заметила Ешода.
— Но у меня…
— Интуиция? — перебила она.
Молодожены дружно расхохотались.
Кюфты были необыкновенно вкусны, ароматны, сочны и питательны.
Первая неделя после бракосочетания пролетела незаметно и счастливо для Ананда и его ненаглядной Деваки. Они никак не могли наглядеться и нарадоваться друг на друга. В этом большом и светлом доме они жили одни. Слуга не докучал им. Он работал в саду, ходил на рынок и следил за домом. Еду готовила Деваки. Ей нравилось заниматься этим, нравилось угождать мужу, радовать его. Для него она красиво одевалась, ухаживала за кожей, окрашивала красной краской — синдуром пробор в волосах, надевала украшения. Для него она пела и танцевала.
Сдержанность в чувствах, манерах, разговоре очень характерны для индийцев. Так же, как характерна их удивительная естественность. Индия это страна, где женщины естественны, как цветы. Никаких кривляний и никакого кокетства.
С первых дней знакомства с Анандом Деваки, даже «играя роль» жены, настолько прочно замкнула кольцо своего внутреннего мира вокруг него, его жизни, его интересов, что для нее просто не существовало других мужчин.
Традиция говорит, что муж — это все, это — вся жизнь, это — бог на земле, это — та половина женщины, без которой она не человек, не личность, ничто.
Пусть нет у женщины украшений, муж — лучшее ее украшение.
Если прекрасная лишена мужа — нет у нее красоты.
В спальне, отделанной в мягких пастельных тонах, Деваки пела и аккомпанировала себе на сладкозвучной ситаре. Стояла осень, был месяц куар — самое чудесное в Индии время. Лазурное небо и море, казалось, составляют одно и то же естество, одну и ту же майю. И светло-зеленые леса туна и тика ясно видны на склонах Западных Гат. И мягкий ветер с берегов Годавари, смешиваясь с дыханием океана, томительно овевал все живое на Земле.
Ананд, обнаженный до пояса, в тонком хлопчатобумажном дхоти — набедренной повязке полулежал в плетеном бамбуковом кресле.
Деваки, в прозрачной юбке до щиколоток и такой же куфти — свободном лифе, с расплетенной косой, спадающей на округлые точеные плечи, словно водопад Герсоппа на реке Шаравати, держала в руках ситару, струны которой дрожали под ее пальцами, как золотистые, разбивающиеся в неосязаемую пыль солнечные лучи.