Он положил голову на стол, как нередко делал у себя в кабинете, погрузился в короткую непроницаемую дрему. Но первое же пение кочетов услышал явственно, шумно отодвинулся от края стола и поднялся.
Велев ждать его в нардоме, он пошел задами, прошагал берегом речки и по отлогому склону оврага, по картофельной и огуречной ботве добрался до плотной гряды из чернотала и бузины и, одолев ее, слегка оцарапав руки, очутился в садике бабушки Лизаветы. Прежде чем подать голос, он услышал безмятежный, здоровый храп Хемета и, чему-то радуясь, кашлянул негромко. И тут же послышалась возня, и под деревом обозначилась сидящая фигура лошадника. Он отбросил тулуп, поднялся, оскальзываясь на соломе, которую настелил под себя, и спросил:
— Запрягать?
И вдруг — точно звуки собственного голоса напомнили ему о чем-то важном — его живость пропала, и в те секунды промедления, которые сковали его движения, Каромцев почувствовал в нем холодок неуступчивости. Хемет спросил:
— Как же я сына оставлю? — Он словно раздумывал: стоит ли ехать?
Каромцев ответил:
— Не волнуйся, никуда он не убежит. Ну, — тут он усмехнулся, — если боишься — скрути его вожжами… — И он еще не досказал, как Хемет наклонился и, пошарив у ног, поднял вожжи. И тогда Каромцев почти крикнул: — Перестань, язви тебя в душу!..
Хемет выехал из ворот, Каромцев походя хлопнул коня по крупу и живо вспрыгнул в ходок. Телега с мелким стрекотом покатилась по улице. У нардома они взяли Нестерова и двух мужиков и поехали к дому Голощекина.
Им долго не открывали, и когда пес во дворе стал хрипеть от продолжительного лая, наконец послышались шаги за высоким забором и парнишечий испуганный голос спросил:
— Кто стучится?
Долго отпирал ворота. Мимо парнишки, младшего Голощекина, держащего за ошейник тяжелого волкодава, прошли во двор, и Каромцев, не оборачиваясь, сказал:
— Привяжи собаку и зови отца.
— Отец на заимку поехал, к Марии с Яковом.
— Неси ключи от амбара.
— От завозни тоже? — спросил парнишка и, не получив ответа, стал привязывать собаку, потом побежал в дом.
Вскоре он вышел, и за ним в колыхающемся свете лучины показались старуха Голощекина, старший сын и невестка: Они так и осталась в сенях, и, когда лучина погасла, их невидимое присутствие тревожило, как засада. Загремели замки завозни, взвыл низкий старушечий голос, и отзывчиво, истово присоединился к ее плачу вой собаки. Когда Каромцев с керосиновой лампой в руке, которую с особенной услужливостью протянул ему младший Голощекин, вошел в завозню, он услышал успокаивающий голос старшего сына старухи (завозня соединена была с сенями):
— Да не плачьте, маманя. Неужль последнее заберут?
В завозне, в глубоком ларе, была пшеница — семена, видно, их и не думали скрывать. Затем осмотрен был амбар, там стояли два мешка ржи, мешок проса, в углу, огороженном досками, засыпан был овес.
— Больше смотреть не будете? — спросил младший Голощекин и, не получив ответа, погасил лампу.
Они молча пошли со двора. Старший сын Голощекина крикнул:
— Как возвернется, передам отцу: мол, приходили. Али не передавать?
Никто ему не ответил.
Когда отъехали от дома, Каромцев велел остановить лошадь.
— Что, братики, на заимку поедем или поближе куда?
Нестеров сказал:
— Ометы голощекинские возле Михайловских лесов.
На что Каромцев решительно ответил:
— Вот туда и поедем.
С рассветом они остановились на закрайке леса возле разворошенного омета, большая куча зерна никем вроде не была тронута. Поехали дальше и нашли еще несколько ометов. Пока разрывали один за другим (везде было спрятано зерно), совсем рассвело.
— Ну, ясно, кажись, — сказал Каромцев. — Пригоните пяток подвод и все до зернышка свезите в амбар коммуны.
Они отъехали версты, может, за две, когда увидели: там, где только что они были, высоко полыхало пламя. Хемет круто развернул лошадь и махнул над нею кнутом.
В дыму, подсвеченном огнем, они увидели, как бежит Голощекин в лес, придерживая одною рукой притороченный к боку чайник, а другою держа прерывисто блещущий тесак.
— Стой, Голощекин! — закричал Каромцев, соскакивая с ходка. — Ложись!
Хлебая горечь дыма и холодный воздух утра, Каромцев рвался вперед, где мелькала скачущая спина Голощекина, и чуял, что кто-то бежит рядом, нога в ногу. Он настиг Голощекина в чаще, и пальцы его уже цапали туго обтянувший спину материал, и Голощекин повалился, громко, почти с визгом дыша. В тот момент, когда Каромцев готов был упасть на Голощекина, он увидел близко перед глазами тесак и то, как рука, державшая тесак, оказалась перехваченной другой рукой.