— Кинокамера?
— Никогда бы не подумал, что в сельхозтехникуме камера может быть. А тут Гаспарова встретил, преподавателя… говорит: ты не смог бы кое-что сфотографировать на опытном поле… и заплатили бы, говорит. А потом… вот он и сказал про кинокамеру.
— Что сказал?
— Хорошо бы, говорит, учебный фильм заснять, кинокамера, понимаете? — кинокамера, говорит, есть, а снимать некому… Да если бы я раньше знал!
— Та-ак, — промолвил Капустин, но махнул рукой и, резко обмакнув перо, подписал заявление. — Имей в виду, — сказал он, — до сентября никого не возьму на твое место. Может, за два-то месяца…
Но Дамира уже не было в кабинете.
Ему жаль было доброго Ивана Яковлевича, жаль прошлого, но за ближним днем — блазнилось такое!.. Точно одурманенный, ходил он по городу и видел кадры будущего кино. Действие должно было происходить на малой, скудной его родине… мерещилась Катя в пыльном блеске дня, и чья-то печаль сжимала его сердце, он не догадывался, что это собственная его печаль.
Первым зрителем был Реформатский. Он сидел в зальце летнего театра один, курил и зычно кашлял в темной гулкой пустоте зала. На экране мелькали резная оградка городского сада, окраинные домики, обломки крепостной стены, дальше — омут, скалы, широкий зев пещеры, мост через речку, солдаты с оркестром, вокзал и новые автобусы.
Кончив крутить, он, не зажигая света, прошел между стульями к Реформатскому и спросил сиплым голосом:
— Как?
И тот сказал голосом, полным доброты и могущества:
— Я покупаю этот фильм. Буду демонстрировать в музее каждую среду. Для школьников. Пусть знают родной край.
— Вы скажите… я не обижусь… может, чего-то не хватает? Может быть, я постараюсь и сделаю лучше?
Реформатский молчал. Во мгле почудилась его жестокая усмешка.
— Я не продам, — сказал Дамир и побежал включать свет. — Я не продам! — закричал он, опять подбегая к Реформатскому.
А тот молчал, и лицо его было багрово от какого-то напряжения, потом оно стало как бы множиться — десятки, много десятков лиц, как на базаре, упрямых и глухих.
— Да вы мне скажите! — умолял Дамир.
— Лучше? — тупо произнес Реформатский. — Вы спрашиваете — лучше? — И опять он замолчал.
Дамир закричал:
— Не продам!
Назавтра он пошел в библиотеку.
— Мне нужны книги про кино, — сказал он.
— Какую книгу? — спросила библиотекарша.
— Книги про кино, — повторил он, — Все, какие есть.
За ее спиной была открытая двустворчатая дверь в огромную комнату с полками, насыщенными множеством томов, и она вошла туда и вернулась с кипой книг.
— Это все? — спросил он, протягивая обе руки.
— Есть еще, — сказала библиотекарша. — Но зачем так много? Вы записаны у нас?
— Нет, — сказал он.
Пока она записывала его в карточку, он вынул из кармана бечевку и перевязал кипу.
— Ой, что вы! — сказала библиотекарша, подняв глаза. — Мы по стольку не выдаем. Читайте здесь. Или возьмите… ну, две, три.
— Я возьму три.
Он побежал с зажатыми под мышкой книгами в техникум, заперся в фотолаборатории и, включив яркую лампочку, стал читать. Он быстро устал и прикрыл глаза. В голове у него все вертелась одна странная фраза: «в конце концов выколдовывается какой-то очень бутафорский и условный, с избытком мелодекламации и виньеточности, но свой выразительный стиль». Он долго сидел так с закрытыми глазами, пока буквы, сложенные в такую замысловатую фразу, не стали кривляться перед ним. Он опять почитал и опять быстро устал. Все та же фраза вертелась у него перед глазами: «…с избытком мелодекламации и виньеточности, но свой выразительный стиль».
На следующий день он опять стоял перед библиотекаршей.
— Быстро вы прочитали, — сказала она. — Возьмете еще?
— Не знаю, — сказал он.
Она поглядела на него внимательно, с любопытством.
— Вы, наверно, собираетесь на кинофестиваль?
— Куда?
— В Москву собираетесь, на кинофестиваль?
— А разве?..
— О-о! — сказала библиотекарша. — Там столько звезд соберется.
— И Мишель Симон?
— Не знаю. Так записывать?
— Что? — сказал он, как бы опоминаясь. — Нет, не надо.
Он исчез из города на целых две недели, впервые и так надолго, если не считать его поездки в Белебей, где он учился на киномеханика.
Ах, видно, что-то значил он для обитателей городка! Едва только он ступил на перрон, а уже мальчики бежали по улицам и кричали: «Дамир приехал! Фотограф приехал!» — и к дому он шел впереди толпы, которая подвигалась за ним в каком-то напряженном молчании, чреватом криками ликования, или воплями зубоскальства, или злой потехой. Но ничего такого не произошло, он ускользнул во двор, и только через несколько дней горожане узнали, что он ездил в Москву на кинофестиваль и заснял там самых-самых известных артистов, а с одним особенно знаменитым даже сфотографировался рядом. И правда, скоро снимки напечатали в газете, а потом вывесили в фойе кинотеатра «Марс», заняв ими целую стену.