А в один прекрасный вечер собрались мы после смены в домике. Бабушкин рассказывает о том времени, когда он, комсомольцем еще, служил в частях особого назначения.
— После того сообщения подняли наш отряд, и выехали мы из города, заняли оборону. В лесу, на заимке. Морозы лютые стояли. Двое съездили в ближнее село, баранью тушу привезли и самогону. Сварили мы тушу, выпили самогону, разговоры горячие пошли о врагах мировой революции. А под утро от выстрелов просыпаемся: оказывается, другой наш пост заметил с вечера, что на заимке пир горой, бандиты, думают, — и дали знать основным частям в городе… Свои-то окружили нас и арестовали…
Миша говорит строго:
— Вы бы, Иван Емельяныч, лучше о положительных эпизодах рассказывали. От таких воспоминаний для молодежи пользы мало.
Бабушкин, конечно, нашел бы что ответить, но тут Зойка заговорила:
— Не обязательно только про положительные эпизоды, Миша, а про все интересно знать. И даже нужно, чтобы молодежь не повторяла ошибок и имела революционную бдительность. А Иван Емельяныч очень интересно рассказывает, и мы его слушаем с удовольствием.
Какой бы человек ни был строгий, ему приятно, когда его поддерживают. И Бабушкину стало приятно, я заметил — этакая ухмылка появилась у него на губах…
Теперь-то я все понимаю, теперь, когда случилось то, чего я не то чтобы пугался, а не хотел изо всех сил… Неспроста, оказывается, наблюдал я за ней так пристально. И вечеринка, вернее, то, что произошло после, казалось мне сперва случайным, но теперь-то я понимаю, что не случайно.
А собрались мы на Мишин день рождения, ему тридцать исполнилось. Пришли старшие сестры Миши — Люба и Валя, я и Зойка. Ну, подарочки кой-какие, а Зойка принесла огромный торт, на котором было написано: «С днем ангела». Тут поздравления, смех и шутки, а Миша — вид у него страшно огорченный — Зойку отчитывает: как ты, говорит, посмела заказывать такую позорную надпись? Зойка заскучала, бедненькая.
— Уж будет тебе, — сказала Александра Степановна, — ведь она от души.
Люба говорит:
— Мы эту надпись поскорей съедим, Мишенька. Ты не огорчайся.
— Мы съедим, и ее не будет, ты не страдай, Миша, — говорит Валя.
И, надо заметить, обе сестры говорят это без шутки, очень серьезно и переживают вместе с Мишей этот казус. Они всегда, я заметил, с большим уважением к нему относились.
Ну, не сразу, конечно, а надпись мы уничтожили. Повеселели, и Зойка светится вся, хотя и не пила почти. Когда совсем уж весело стало, я поднимаю рюмку и говорю:
— Пить так пить. — И смотрю на Зойку.
— Пить так пить, — согласилась Зойка и подняла свою рюмку.
А Миша проницательно посмотрел на нее и говорит:
— Девушке не стоит пить.
— Наверно, не стоит, — сказала Зойка, — мне от этого только вред.
Александра Степановна сказала:
— Одну-то, маленькую, можно. У Миши сегодня такой день…
— От одной ничего не будет, — согласилась Зойка. — Я из уважения могу выпить.
Александра Степановна на кухню вышла пельмени вынимать, Миша помогать ей отправился. Что меня толкнуло, только глянул я прямо ей в глаза и говорю:
— Строитель ты, а пьешь, как барышня фря. — И налил себе.
Она тоже налила себе.
— Я могу выпить, не думай, — говорит. И выпила, только чуть поморщилась.
И опять не пойму, как произошло дальнейшее, — пьяным я шибко не был, — не пойму, как это смигнулись мы с ней и оказались на улице. Пошли мы потихоньку пустыми, спокойными улицами Першина. От луны светлынь на снегах лежит, морозец приятный, обстановка лирическая, и я готов был говорить, может, ласковые, может, игривые словечки, но, когда начал, вижу: разговор-то вразлад идет с той лирикой. Может, смущало, что мне все-таки под тридцать, а ей только восемнадцать.
— Зойка, — говорю я серьезно, даже хмуро, хмель вроде вышел. — Зойка, — говорю, — скажи по правде, что у тебя там было в деревне, как жилось?
— Ты ведь знаешь, — удивленно отвечает она.
— Ты скажи, или мачеха у тебя ведьма и оттого ты удрала, или в деревне никаких условий для молодежи, или просто в город поманило, — в романтику?
Она отвечает удивленным голосом:
— И мачеха ведьма. И руки у нас в деревне негде приложить. И на ударные стройки хоть одним глазком хотелось поглядеть.