- Да точно так же, как растения и птицы. Даже тогда, когда отец заявляет:<Я тебя породил, я тебя и убью>. Или мама говорит:<Да на кой черт я тебя родила, этакого оболтуса, все равно никакого проку нет, только зря мучалась>. Этим же они учат тебя уму–разуму, делятся с тобой своим горем, а твое право принимать его на себя или нет.
- Подожди, а как они меня этим учат?
- А что они делают?
- Показывают свою боль.
- А какую боль?
- Не знаю.
- Что они сами рабы.
- Это как?
- Давай посмотрим, что с ними происходит, когда они это говорят.
- Давай.
- Представь себе, что ты отец, и говоришь своему сыну:<Я тебя породил, я тебя и убью>. Что ты чувствуешь при этом?
- Что я сказал эти слова сыну под каким‑то давлением, тяжестью, а внутри меня - боль, хочется рвать и метать.
- А что это такое - давление, тяжесть?
- Разочарование в своей жизни, ощущение, что когда‑то взял на себя лишнего. Какое‑то ограничение. Чувство, что меня связали.
- А что взял на себя лишнего?
- Наверное, обязательства - одевать, кормить, поить, вырастить сына, сделать его человеком. Взял ответственность за его жизнь. Должен сына научить, поставить на ноги. Идет обида на него, что он неблагодарный. Я его кормлю, одеваю, а он не слушается, выкручивает мне руки. А как так? Ведь по–другому‑то нельзя - дите не сможет без родителей поесть, одеться, встать на ноги?
- Все очень просто. Отец, вернув сыну ответственность за его жизнь, будет все это делать не как обязанный, а с душой и любя. Дитя захочет поесть - закричит. Отец придет и накормит его. Дитю стало холодно - он его позовет, и отец его оденет. Ну, а подрастет - сумеет сам поесть и одеться. И все.
- А почему в этом случае отец может сделать это же любя и с душой, а когда обязан - нет?
- Потому что обязательство - это веревка, которая не дает отцу выбора, и она давит на него, заставляет его это сделать. А в другом случае - он делает все любя. Любит дитя, и любя, кормит его, одевает. Все делает только по охоте, и во благо себе.
- Это как?
- Ну–у, как - как: Как ты кушаешь?
- Как! Ложкой.
- Ну да, ложкой, только себе в удовольствие. Так?
- Так‑то, так. Но я ем, ради того, чтобы жить. А здесь непонятно.
- А продолжать свой род хочешь?
- Да.
- А ты кормишь дитя для чего?
- Чтобы продолжить род и внести в этот мир свою лепту.
- А это тебе хочется делать в удовольствие?
- Да.
- Вот и все. А о каком таком ограничении ты говорил?
- Хо–о! Я ограничен правилами семьи, своих родителей и общества.
- Это, какие такие правила семьи и общества?
- Чувствуется, что родители говорили отцу: дитя надо оберегать, не заставляй его что‑либо делать, ему на свой век хватит, еще наработается. Общество навязало: дитя бить нельзя. Его надо любить даже тогда, когда оно не слушается, шалит или все делает назло. Оно же дитя, чего с него взять? Оно же бестолковое!
- Так, а чем тебя связали?
- Законом об уголовной ответственности.
- А это как?
- Все очень просто, убьешь дитя - тюрьма. Родил его - расти. Терпеть это - моя участь.
- Ничего себе! А чего хочешь сказать сыну, когда ты говоришь: я тебя породил, я тебя и убью?
- Ну–у, во–первых, я это говорю от бессилия. Нет больше сил сдерживаться, терпеть это. Нет сил изменить свою жизнь. Во–вторых, хочу показать, что сын мне не нужен как обуза, у него есть своя жизнь. Мне ответственность за его жизнь не нужна - она мне чуждая и не по силам. И этим я ему говорю: возьми, пожалуйста, сам ответственность за свою жизнь. Живи, как хочешь, только не трогай меня. Оставь меня в покое. И все.
- А почему дитя - обуза?
- Потому что я не могу жить сам - я обязан растить сына.
- А как этим ты учишь сына?
- Я показываю свои проблемы, свою слабость. А кому можно показать свою слабость и свои проблемы? Только самому близкому или родному человеку, поделиться с ним всем этим. А вот уж решает он сам, брать на себя мои проблемы или нет. Возьмет на себя - урок не удался, будет мучаться вместе со мной и нести этот крест всю жизнь, пока не поймет. Откажется - урок удался. Сын понял.
- А что он понял?
- То, что я говорю эти слова от бессилия, что хотел бы изменить свою жизнь, но не могу - на это тоже не хватает сил. Я хочу счастья сыну, но не могу его дать, потому что у меня связаны руки. И остались силы только на то, чтобы показать свою боль да сказать из последних сил: сынок, мне больно! Не повторяй моих ошибок!
- Дак, выходит, отец сыну - спутник?
- Да. Даже тогда, когда ему очень тяжело, ведь где‑то внутри себя он понимает, что взвалил на себя непосильный груз, и рад бы его сбросить, но сил не хватает. И этими словами он просит о помощи - о том, чтобы сбросить с него этот груз.