Из-за этой привычки я каждый день просыпался ровно в шесть утра и ворочался, пытаясь понять, почему мне не спится. Из-за неё меня невероятно раздражали бесцельные брожения экипажа, да и меня самого, по кораблю. Отсутствие строго определённого времени завтрака, обеда и ужина тоже нервировало, и заставляло периодически чувствовать себя на военном положении.
- Слушай, у меня есть идея! - вдруг рывком приподнялась на локте Яроника, нависая надо мной и сияя нездоровым восторгом в глазах. - Ты чего такой озадаченный?
- Последнюю твою идею я до сих пор от головы отмыть не могу, - съехидничал я. К назначенному "через пару дней" "цвет молодой листвы" из моих волос не то что не вымылся, а даже как будто стал ярче; или просто немного светлее. А ведь я просто доверился этой коварной женщине с её предложением намылить друг друга, и поначалу даже получал удовольствие от процесса. До определённого момента.
Правда, сбрить всё это "великолепие" под корень рука пока не поднималась: я всё ещё надеялся на лучшее. На предложение же Яры "покрасить обратно" ответил однозначно и категорически: не хватало мне обзавестись каким-нибудь ещё более экзотическим цветом! Я хотя бы ничего не имел против синего цвета как такового, а если после перекраски получится какой-нибудь розовый? Или, не дайте духи, вообще жёлтый, который я по субъективным причинам вовсе не выносил?
- Ты мне это до Земли припоминать будешь? - не слишком убедительно изобразила обиду она.
- Если оно продержится до тех пор -- однозначно, - злорадно сообщил я.
- Ну тебя, шуток не понимаешь, - хмыкнула женщина, опять устраиваясь у меня на плече. - И ты так и не ответил, о чём столь напряжённо размышлял?
- Да так, глупости, - досадливо поморщившись, отмахнулся я.
- Проходили мы твои глупости, - возразила она, опять нависая, только на этот раз складывая ладони у меня на груди и утверждая на них подбородок. - Давай, рассказывай, что тебя тревожит. Побуду твоим личным психологом.
- Да ничего меня не тревожит, - опять отмахнулся я. Но это выражение лица я уже знал. Ей сейчас действительно было проще ответить, чем пытаться объяснить всю бессмысленность и бесполезность разговора, хотя проблема и правда не стоила затраченного на её обсуждение времени. Впрочем, мы же никуда не торопимся? Нахмурившись и посерьёзнев, я начал отвечать с видом человека, выдающего под пыткой свою самую страшную тайну. - Вернее, тревожит, но это объективно глупости и просто въевшиеся привычки. Меня последнее время волновала какая-то неправильность в окружающем мире, тревожный диссонанс, неестественность, - осторожно проговорил я, тщательно подбирая слова. Яроника подобралась и нахмурилась, видимо, ожидая чего-то совсем уж нехорошего. - И тут вдруг я, наконец сообразил, что именно меня беспокоит, - напряжённым тоном процедил я. Яра подалась вперёд от волнения, я поманил её ближе, вынуждая наклониться к самому моему лицу... и, рывком перекатившись по кровати, рявкнул поставленным командирским голосом совершенно опешившей от такого поворота событий женщине едва ли не в ухо: - Три наряда вне очереди за нарушение распорядка дня! - она дёрнулась от неожиданности и уставилась на меня как на опасного психа. - Ну, что ты на меня так смотришь? - уже нормальным тоном продолжил я, подпирая голову ладонью. - Привык жить по уставу и распорядку, теперь никак не могу отвыкнуть.
- Ах ты... - медленно протянула она, когда до неё, видимо, окончательно дошло, что ничего страшного не случилось. - Ах ты глюмова слизь! - взвыла Яроника, от всей души приложив меня по голове и спине сдёрнутой с кровати подушкой. - Я решила, что опять какие-то проблемы и инопланетные внушения, а ты! Вот тебе, артист несчастный! Я тебе покажу, как меня пугать! - возмущённо шипела она, лупя меня всё той же подушкой куда придётся. А я даже сопротивляться не мог, я смеялся. Даже, скорее, бессовестно ржал. - Я тут паникую, готовлюсь кого-то срочно спасать, а он веселится! Шутки шутит!
- Видела бы ты выражение своего лица! - с трудом выдохнул я между приступами смеха и ударами подушки.
- Тьфу! - раздражённо резюмировала она, отбрасывая орудие возмездия и возмущённо глядя на меня. - И он тут ещё что-то про детский сад говорил! Духи, ну, можно было бы хотя бы потише? - проворчала она, демонстративно прочищая ухо мизинцем.
- Нельзя, тогда бы весь воспитательный эффект пропал, - наставительно заметил я.
- Воспитательный?!
- Я тебе сказал, что это глупости? Сказал. Ты мне верить не стала, за что и поплатилась, - я невозмутимо пожал плечами.
- Ну... ты...
- Я, я. Скажи лучше, что у тебя там за идея такая увлекательная появилась? - решил я перевести тему.
- Ничего я тебе говорить не буду! Буду молчать и обижаться, как настоящая женщина, - пригрозила она. - Нет, ну что за шуточки?!
Извиняться я, разумеется, не собирался, но план поведения "настоящей женщины" мне однозначно не понравился. Пришлось вносить коррективы самым надёжным способом: ловить и целовать до прекращения сопротивления. И я бы не сказал, что подобные "трудности" меня огорчали.
Правда, определённые осложнения всё-таки возникли. Изначально поцелуй просто должен был способствовать примирению, а после него должен был возобновиться разговор, плавно перетекающий в тренировку. Но она так быстро и с такой готовностью ответила, а потом прильнула ко мне всем телом... Я и не заметил, как мы оказались опять лежащими на кровати. Я целовал уже не только и не столько губы, больше сосредоточившись на шее, плечах и груди, опираясь на локоть и свободной рукой неторопливо лаская отзывающееся на каждое моё прикосновение гибкое стройное тело. Потом перекатился на спину, увлекая женщину за собой и радуясь, что на ширине кровати здесь тоже не экономили.
Сейчас я, кажется, даже понимал, о какой красоте и о каких контрастах она говорила тогда в шлюпке. Или это мне только кажется, а на самом деле она имела в виду совсем другое; какая разница? Главное, сейчас я получал огромное удовольствие от одного только взгляда. На то, как аккуратно и естественно смотрится её грудь в моих ладонях, как чувственно изгибается её тело, поднимаясь и опускаясь в сводящем с ума плавном ритме. Как сияют от удовольствия и предвкушения яркие глаза цвета кофе, как пробегает по пересохшим приоткрытым губам розовый язычок, и этот простой естественный жест возбуждает настолько, что с трудом удаётся удерживаться от более активных действий.
Вот от чего я не стал сдерживаться, так это от того, чтобы мазнуть кончиками пальцев по её животу и, спустившись к средоточию её желания, осторожными прикосновениями сильнее разжечь и без того бушующее пламя. И правильно сделал: наблюдать, как она порой замирает, сбиваясь с ритма, содрогаясь от пробегающих по телу волн наслаждения, нервно закусывая губу и тихонько не то всхлипывая, не то постанывая, тоже оказалось безумно приятно.
В общем, что ни говори, а утро удалось на славу. И про пресловутый распорядок дня я благодаря этому напрочь забыл; во всяком случае, пока.
- Так что ты там за идею пыталась выдвинуть? - поинтересовался я (как показала практика, на свою голову), когда мы некоторое время спустя опять лежали в кровати, остывая после утренних развлечений и ленясь шевелиться.
- Я? Когда? - озадаченно уточнила она, но потом, видимо, вспомнила. - А! Да тут пришла в голову ценная мысль, ведь мы совершенно не знаем, что есть у нас на корабле, зато обладаем уймой свободного времени. Так почему бы не провести инвентаризацию?
Я недовольно скривился, не ожидая от процесса с таким названием ничего хорошего. Духи миловали, я сроду никогда не имел дела с материальными ценностями в том аспекте, который подразумевал ответственность за их сохранность. Но один мой давний приятель, подвизавшийся на ниве разработки пучкового и энергетического оружия, а по факту -- высококлассный физик, при этом слове всегда мученически закатывал глаза и стенал. Принимая в расчёт неистребимый оптимизм оного приятеля, я на всякий случай всегда старался держаться подальше от этого понятия. О чём ни разу не пожалел.