Николай тоже поднимал монеты, очищал от грязи, складывал в карман. Он с удивлением узнавал год выпуска монеты – 1780-ый. Почти двести лет назад. И думал, что и тогда, в этом году, жили люди в Сузуне, работали, плавили медь, чеканили монету. А теперь их нет. Они умерли. А живут в Сузуне другие люди. Тоже работают. А пройдет сто лет, что от них останется? А надо бы, чтобы осталось что-то хорошее, доброе.
Николай поднял голову. Мальчишки все еще шли за грейдером, оглядывались и звали Николая:
– Колька, ты чего застрял там? Догоняй нас!
Он вздохнул, опустил монету в карман и заспешил за ребятами…
Николай не знал тогда, что в Сузуне жили в то время два брата – Александр и Геннадий Заволокины – будущие знаменитые гармонисты, организаторы на центральном телевидении программы «Играй, гарьмонь любимая!»
Однажды мальчишки позвали Николая:
– Колька, пошли с нами. Полезем на элеватор – голубиные гнезда зорить.
Ему особо-то не хотелось лезть на элеватор. Не хотелось ему и голубиные гнезда зорить – жаль было голубков. Но чтобы не показаться слабым, чтобы его не считали трусом, он согласился.
Стайка мальчишек подошла к элеватору. Они, какими-то своими тайными ходами, прошмыгнули внутрь, залезли на самую верхотуру.
Коля, осторожно переставляя ноги, двигался за своими проводниками. Внизу, метрах в тридцати от него, лежали груды зерна. Посмотришь вниз – дух захватывает, высотища-то какая!
В это время в зернохранилище вошел сторож. В руке он держал ружье, заряженное солью. Он осмотрел помещение, поднял голову и увидел мальчишек.
Сторож сразу же разозлился от того, что кто-то без его ведома, пробрался на охраняемую им территорию. Он грубо заорал:
– Эй, вы, сукины дети! Какого ляда вам здесь понадобилось?
Он поднял ружье и выстрелил в воздух, чтобы попугать парнишек.
Николай, услышав слова сторожа, услышав оглушительный выстрел, испугался. У него ослабли руки, сорвалась нога – и он полетел вниз. Тридцать метров высота.
Он падал, падал, падал. В ушах свистело. Перед глазами мелькали какие-то картинки… Бах! – Коля по пояс вошел в овес. Постоял молча, приходя в себя. Посмотрел по сторонам, посмотрел наверх. Никого. Ничего. Тишина.
Он потрогал себя за руку, за нос. Все на месте. Он жив. Тогда он нервно засмеялся и принялся отгребать в сторону зерно, стараясь поскорей освободиться из невольного плена. Он торопился. Он не хотел, чтобы кто-то из родных или знакомых увидел бы его здесь, в зернохранилище.
Коля освободил ноги и, оставляя на овсе вмятины от следов, заспешил к выходу из зернохранилища… Вновь Господь сохранил ему жизнь.
В 1965 году Сергей Сарычев что-то загрустил. Чуткая Наталья, видя состояние мужа, спросила у него:
– Что ты какой-то квелый стал? Что за печаль у тебя открылась? Рассказал бы, облегчил душу.
Сергей покивал головой, тяжело вздохнул.
– Мать-старушка мне вспоминается. Как там она живет, в Залесово? Потянуло меня к ней. Потянуло на старое место. Милая, давай вернемся в Залесово!
Он выжидающе посмотрел на супругу. Она взъерошила ему волосы на голове, грустно улыбнулась и сказала:
– Ну что с тобой поделать, Сереженька! Раз ты восхотел, так давай вернемся в Залесово. Я согласна. Лишь бы тебе хорошо было.
Он влюблено взглянул на жену и проговорил:
– Спасибо тебе, Натальюшка! Утешила ты меня…
5
Сарычевы вернулись в Залесово в 1965-ом году. Елизавета встретила приехавшее семейство приветливо. Радостно улыбаясь, проговорила:
– Вернулись, гулены! Слава Тебе, Господи!
Она сильно сдала. Согнулась. Старческие морщины изрезали ее лицо, руки. Седина густо посеребрила волосы. Одевалась бабушка так же строго – платок на голове, темная кофта и длинная юбка. Она хорошо знала, что женщина не должна служить соблазном для мужских глаз, должна строго блюсти себя. Об этом писал апостол Петр в Послании: «Да будет украшением вашим не внешнее плетение волос, не золотые уборы или нарядность в одежде, но сокровенный сердца человек в нетленной красоте кроткого и молчаливого духа, что драгоценно пред Богом».
Сергей обнял и поцеловал мать. В груди у него сладко защемило, защемило. Он глубоко вздохнул и мотнул головой. Елизавета, целуясь с невесткой, заплакала. Заплакала и Наталья.
Бабушка перецеловала внучков, вытерла слезы, широко перекрестилась, радостно вздохнула и проговорила: