В «Анти-Дюринге» Энгельс тоже выдаёт бабувизму патент на пролетарское благородство, причисляет его к движению того класса, «который был более или менее развитым предшественником современного пролетариата».
Ленин перенимает у Маркса и Энгельса их отношение к Бабёфу. В конспекте книги Маркса и Энгельса «Святое семейство» он пишет: «Французская революция породила идеи коммунизма (Бабёф), которые при последовательной разработке содержали идею нового Weltzustand (мирового порядка)».
Известный французский историк Жорж Лефевр, социалист, проникшийся после Второй мировой войны симпатией к компартии, в заметке о Буонаротти весьма справедливо говорит: «Бабувизм вписывается как звено в развитие коммунистической мысли», и так же справедливо Лефевр спрашивает: «Не дала ли книга Буонаротти Ленину сюжеты для размышления?» Думаю, сомневаться в этом не приходится.
Прежде всего, заговор равных, в котором, забыв прежние раздоры, участвовали вчерашние якобинцы-террористы, последователи Марата и остатки эбертистов, был первым в истории опытом создания строго дисциплинированной, подпольной революционной партии. Для Ленина то был образец куда более поучительный, чем все рассуждения Ткачёва.
Завершитель мысли Робеспьера и предтеча Маркса, Бабёф учил, затем, что побежденный класс нужно уничтожить, так как он никогда не примирится со своим поражением. Ленин тоже был в этом убежден. Чрезвычайка, Красная армия и коммунистическая бюрократия были созданы во время гражданской войны главным образом именно для ликвидации враждебных классов.
Простодушный Бабёф признавался: «любовь к революции убила во мне всякую другую любовь и сделала меня жестоким, как дьявол». Ленин таких признаний не делал, но и его любовь к революции сделала, да еще гораздо больше, чем Бабёфа, жестоким, как дьявол.
В оправдание задуманного «равными» классового террора Буонаротти писал: «То было время, когда над обществом нависла опасность столь грозная, что народ имел право, не совершая тем никакой несправедливости, обрушиться на класс, которого он опасался… Думать, что можно, не прибегая к суровым мерам, привести к справедливости и равенству нацию, в которой многие усвоили себе привычки и преимущества, несовместимые с благоденствием и правами всех, — химера, хотя и соблазнительная… Разве древность вменила Ликургу в преступление смерть нескольких лакедемонских аристократов?… Революции — это неизбежные последствия продолжительных несправедливостей; они карают в одно мгновение преступления многих веков».
Осуществили большевики и другую идею Бабёфа, а именно, что верховная администрация должна иметь власть приговаривать к каторжным работам всех виновных в антисоциальном поведении и всех тунеядцев. Бабёф предвидел даже устройство исправительно-трудовых колоний на островах. Острова Маргариты и Онорэ, Гиерские, Олерон и Рэ предполагалось превратить в места принудительного исправительного труда.
А вот и железный занавес. Космополиты-бабувисты настаивали на полной изоляции Франции. Они не видели тут противоречия. «Возрожденный» революцией народ нужно уберечь от «заразы пагубных примеров, способных подорвать нравы и любовь к равенству, сии залоги прав и счастья для всех». В случае победы «равные» собирались оградить Францию от соседей заставами и ощетиненными рогатками и впускать только «благодетелей народов, гонимых друзей свободы», привлеченных желанием узнать французские учреждения, и людей, «уставших от рабства, которые придут с чистым сердцем искать в нашей республике равенство и счастье».
«Такая предосторожность в отношении иностранцев, — замечает Буонаротти, — была продиктована не духом недоброжелательной замкнутости, а желанием лучше оказывать услуги человечности и братства, обязательные для всех народов в отношениях друг с другом… Чтобы уготовляемый миру великий пример стал действенным, нужно было тщательно предотвратить все, что могло помешать его осуществлению, и, следовательно, удалять с французской земли толпы иностранцев, которых враждебные правительства не преминут засылать под флагом человеколюбия, а на самом деле с коварным намерением посеять раздор и создать мятежные оппозиционные группы. Совершенные отношения с другими нациями не смогут быть установлены, пока те не примут политические принципы Франции, до тех же пор в их нравах, учреждениях и особенно правительствах Франция будет видеть для себя лишь опасность».