Старая мысль, что Царь — царствует, но не управляет, в наше время произвольных и авантюристических диктатур и большой неустойчивости демократических республик, может оказаться едва ли не единственной всех примиряющей мыслью.
Отыскивая подлинный водораздел между двумя политическими полюсами наших дней, мы должны искать главный критерий в той системе идей, которая лежит в основе внутренней политики каждого государства.
Исходя из этой точки зрения, мы прежде всего можем констатировать, что сталинизм, гитлеризм и муссолинизм — члены единой семьи, как бы три сына Ленина, по-разному преуспевшие, но обладающие самым бесспорным фамильным сходством.
В трех странах — России, Италии и Германии, — налицо диктатура. Перед этим основным фактом блекнут второстепенные различия. Концлагеря, ссылки, смертная казнь за ничтожные проступки, постоянные проверки идейной благонадёжности, единая правящая партия, вмешательство государственной власти в частную жизнь, обоготворение вождей, государственно-капиталистические приемы хозяйствования — все это одинаково характерно и для России, и для Германии, и для Италии…
Применительно к сказанному, нам, монархистам, настоятельно необходимо задать себе вопрос: по какую сторону современного политического водораздела находится защищаемый нами принцип?
Находимся ли мы в стане враждующих между собой диктатур?
Или же мы вообще протестуем против принципа диктатуры, противопоставляя ему право, законность и свободу».
Схожие мысли развивал и Лев Закутин, молодой философ и один из главных идеологов «Русского временника»: «Фашизм (и всякий вождизм), — говорил он, — противен и монархии, и демократии. Фашизм является переходным режимом, в сущности впервые примененным Лениным и характеризуемым следующими признаками:
1. Однопартийная диктатура.
2. Непогрешимость вождя.
3. Тоталитарное государство, т. е. духовный гнёт государства над личностью…
По тоталитарной доктрине все сто процентов человеческих мозгов, сердец и нервов должны принадлежать государству, то есть — на практике — правящей идеологии. Условием такого тоталитаризма и является однопартийная диктатура».
Нужно вспомнить тяготение к фашизму всей правой эмиграции и всех пореволюционных течений, чтобы почувствовать, как были удивительны эти молодые монархисты, вставшие на защиту демократии. Человеку, верящему в идеал свободы, равенства и братства, читать их высказывания настоящая радость. Мне жалко поэтому, что я не могу привести полностью другую статью Закутина, с основных положений которой должны были бы начинаться программы всех эмигрантских партий. Стараясь определить в этой статье общие черты демократии, Закутин сводит их к семи:
1. Свобода совести и культов.
2. Свобода слова, мысли, печати и научного творчества.
3. Свобода политическая — для всех, и особенно для оппозиции. Где не разрешена оппозиция, там нет демократии. Абсурдны утверждения, что, дескать, демократия дает свободу только сторонникам правящего большинства (а иногда еще добавляют — правящего меньшинства).
4. Представительные учреждения — эффективные и реальные, а не формальные и фиктивные.
5. Свободные выборы.
6. Ответственное министерство.
7. Независимые суды.
«Существенно же не то или иное отдельное установление или мероприятие, а вся совокупность (курсив в оригинале. — В. В.), составляющая определенный социально-психологический климат (как принято теперь выражаться).
Существуют, конечно, разновидности демократии, то есть разные способы ее осуществления. И способы эти могут быть более удачными или менее удачными, лучшими или худшими. Поэтому поиски новых форм и путей нисколько демократам не заказаны. Наоборот, парламентаризм, плебисцитарная система, региональная система, наконец, иерархическая система — все это суть разные способы, но не сама демократия. Их оценка — особая тема. Сейчас наша задача — схватить сущность, то общее, что присутствует в каждой форме. В конечном итоге, демократия — динамический идеал, цели которого — свобода в ее общественном аспекте.
Понятия свободы и демократии неотделимы одно от другого. И неслучайно демократия тесно переплелась с христианским гуманизмом. Для человека свобода нужна как воздух, то есть до и больше хлеба.