Гавриил не успел осознать сказанного, как по венам его, кромсая их, пронеслись тысячи осколков, а затем, они разом будто впились ему в мозг с такой силой, что в глазах на секунду померкло. Все вокруг вдруг лихорадочно сужалось и расширялось, расплывалось, но отстраняющуюся руку с перстнем Виктора и инкрустированной в нем буквой "V" Гавриил увидел отчетливо. Собраться с мыслями было невозможно, иглы вновь и вновь беспощадно били в мозг, при каждой попытке. Он заметил блеснувшую на показавшемся лучике солнца, точно комариное жало, иглу. Она скользнула куда-то внутрь кольца Виктора, и сейчас от нее не осталось и следа.
Обессиленный Гавриил выронил стик и тот утонул где-то в снегу, а после и сам он упал в снег, сначала упершись в него коленями, затем провалился в него ладонями, а после – всем телом. Величайших трудов стоило ему перевернуться на спину. Он хотел еще раз взглянуть на Виктора, любой ценой. Он съежился, тело его со всех сторон будто облизывали языки пламени, может потому, глаза, словно затянуло влажной пеленой – слизью, все окуталось белоснежным туманом, и Гавриил расплывчато видел лишь темный силуэт Виктора на белом, теперь уже поблескивающем бриллиантами фоне. Виктор смотрел на него свысока. Очередная жертва, павшая от его безграничного коварства и хитрости.
Из-за спины его тяжело показался еще один силуэт крупных размеров. Он доходил до плеч Виктора и передвигался на четырех ногах, нет, скорее, лапах. Детально Гавриилу рассмотреть не удавалось, только силуэт, только очертания, похожие на дикую помесь мощной шеи кабана с агрессивно оскаленной мордой, и исхудалого туловища пса на длинных лапах.
Виктор взвел руку вверх, и Гавриила на несколько мгновений окончательно ослепила ярко-красная вспышка. Сначала вспышка была совсем близко, но после – взмыла в еще темно-синее от наступающего рассвета небо и там окрасила его красным, взорвавшись с новой силой.
"Сигнал? – с трудом собрав мысли, подумал Гавриил, – Здесь? Кому?", а потом закралась куда более насущная и естественная мысль: "Я вот-вот сдохну, а думаю, хрен знает о чем" и мысли его в очередной раз остановили осколки, врезавшиеся в мозг сильнее прежнего. Гавриил вновь скрючился телом.
Когда последствия яркой вспышки ослабли и рассеялись, оставив после себя обычное помутнение, Виктора уже не было. Осталась лишь тварь. Она двигалась осторожно, понимая и чувствуя свое превосходство. Тварь явно наслаждалась моментом, пусть ее лишили процесса охоты и раскаляющей кровь погони за добычей, сейчас она восполнит их отсутствие сполна, выжидая, сея своим глухим ревом и принюхивающимся сопением страх в теле своей жертвы – в теле Гавриила.
Вот только все оказалось тщетным.
Подло вколотое Виктором вещество, чем бы оно ни было, кажется, подействовало окончательно, и мир для Гавриила перестал существовать – его безнадежно окутал беспросветный мрак.
ГЛАВА 15
ИССИ была права. Быть убитым, а теперь еще и мертвым оказалось довольно погано. Гавриила будто лишили всего тела, оставив лишь сознание в беспросветной, безжизненной темноте. Еще около часа осталось его мозгу бесцельно блуждать здесь, в кромешной тьме, наедине с самим собой, а что ждет его после, никому не известно. Но неведение это не пугало его. Более всего, почти до безумия, доводило осознание своей беспомощности и глупости. Гавриил поплатился за слепое доверие и на этот раз, жизнью. Ему казалось, что от него осталась одна лишь только голова и он, в этом беспросветном мраке, может с легкостью в ней перемещаться, ожидая момента, когда мозг его, перестанет бороться. Так и бродил он, запертый в собственном сознании, и с каждой секундой, ненависть к себе за дурость свою и к Виктору за предательство его, крепла и нарастала в нем точно снежный ком.
Вдруг, блуждая в беспросветной этой тьме, Гавриил увидел нечто такое, что поначалу не мог охарактеризовать, но позже сравнил увиденное с некой, протекающей где-то внутри него жидкостью; она появлялась из ниоткуда и тянулась в никуда. Эта темно-фиолетовая угловатая цепь, в сравнении с окружающей ее пустотой, бурлила и источала жизнь. Так, во всяком случае, ему виделось. Он приблизился, желая разглядеть ее, как неожиданно, может не рассчитав, подошел слишком близко, почти вплотную, а секунду после и вовсе оказался внутри нее. Изнури, все казалось иначе, пред глазами предстали тысячи неведомых ему структурных формул. Гавриил понял – он видит вещество, подло вколотое Виктором. Он вдруг ожил, но не телом. Скорее, воспрял духом и сконцентрировался на этом тянущемся вокруг него темно-фиолетовом сгустке яда. В химии, или чем бы ни являлось увиденное им, Гавриил силен не был, но незнание его не остановило. Он силой мысли ударил в эту, казалось, нескончаемую цепь и что-то в ней сломал. Часть ее на мгновение растворилась в темноте и в тот же миг, Гавриила, будто током ударило. Он ощутил разряд по всему телу. Ударил еще – еще разряд. Этого оказывалось недостаточно. Тогда, приложив немало усилий, он разорвал эту ядовитую цепь и, что было мочи, не давал ей соединиться вновь. А отрава пыталась, боролась, хотела вновь сцепиться, но Гавриил силой мысли и своим рвением не умирать, растаскивал ее концы все дальше и дальше друг от друга. Он сам будто растягивался вместе с ней, но готов был изорвать себя на части, лишь бы яд этот извелся из его организма. И чем сильнее Гавриил растягивал цепь, тем больше ощущений ему приносило это действо. Цепь начала пропадать, каким-то чудом, он заставил ее раствориться прямо у него в организме. И пустота, прежде его окружавшая, вдруг наполнилась звуками борьбы.
Рычание, явно разъяренное от бесчисленных попыток усиливалось, стремилось, во что бы ты ни стало разорвать его в клочья и запах, омерзительный до тошноты безустанно сопровождал происходящее.
"Если ничего не сделать, так будет продолжаться бесконечно", – отовсюду раздался шипящий голос.
Небрежные, резкие и отрывистые движения буквально вырвали Гавриила из беспросветного мрака, привели его в чувства. В их отдаленное подобие. Вместе с чувствами вернулось и понимание происходящего: та темно-фиолетовая цепь – яд зверя, он продолжал поступать в организм, но тот без труда боролся с ним уже без помощи Гавриила. Рычание и запах оказались настоящими, видимо, сознанию не удалось их исказить, они принадлежали огромной твари, навалившейся всем своим неподъемным весом на неподвижно лежащего в снегу Гавриила. Зверь, с непередаваемой жадностью, грыз его в области плеча, то и дело, резко переключаясь к шее, разгрызая своими огромными желтоватыми и в тоже время черными от крови Гавриила острыми зубами. Что-то мешало хищнику перегрызть его шею пополам, что-то оказалось прочнее и сильнее натиска твари, что-то, способное выдержать стиснутые челюсти навалившегося зверя.
Гавриил приоткрыл глаза, он все еще неподвижно лежал, все больше и глубже проваливаясь в снег, на белоснежном, девственном полотне которого уже виднелись редкие капли и брызги его густой крови. Тварь, вновь укусив его за плечо, лихорадочно трясла мордой, пытаясь разорвать свою добычу, но это нисколько не заботило Гавриила, он почему-то не считал животное, вгрызавшуюся в его плоть сильной угрозой.
"Если еще не убила, значит, не убьет", – пронеслось у него в голове с невиданным прежде спокойствием.
Сейчас его интересовало другое – невозможность как-то охарактеризовать свое состояние, свои чувства. Откуда-то сверху накатывали приглушенные волны рева, но и они не тревожили его, он будто бы преступил невидимую грань, отделявшую его от всего человеческого. Будто бы все его понимание, представление о себе, все его естество целиком изменилось, и найти слова, исчерпывающе описывающие его текущее состояние, было делом весьма затруднительным. Он чувствовал себя необычайно легко, совсем крошечным и, в тоже время, огромным, ощущал вокруг себя бесконечное, необъятное пространство, наполненное неизведанными знаниями и, находился как бы в центре него. Ощущение необузданной мощи и силы отдавало импульсами в каждой точке его тела, оно было настолько сильным, реальным, что весь земной шар, казалось, мог уместиться у него в ладони и, сил этих с лихвой хватило бы, чтобы с легкостью, сжав руку в кулак раздавить его.