— Блейз, солнышко, будь добра, предупреди Люциуса и Драко, что у нас гости, — сказала она ласково. Я, прикусив губу, опрометью бросилась к двери. Вылетев из гостиной, я крикнула кому-то из эльфов, возящихся с уборкой, чтобы они сказали хозяину, что в доме гостья, и бросилась наверх. Не так-то трудно было понять, что все эти чудесные подарки дарила мне совсем не мама. Я вбежала к себе, швырнула метлу в самый дальний и темный угол, бросилась на кровать, и рыдала, пока хватало сил, а потом сама не заметила, как уснула.
Дальнейшие события оставили в моей голове сумбурный отпечаток — я плохо помню, что именно переживала, и как смогла оправиться. Знаю только, что мать пробыла в имении недолго — пару дней, не больше. Зато после ее отъезда, первый и чуть ли ни единственный раз в моей жизни, Люциус усадил меня к себе на колени, как раньше сажал только Драко, и бесконечно мягко и терпеливо стал объяснять мне, что мать все-таки любит меня, просто она такой человек, который совсем не умеет никак выражать свою любовь…
Не знаю, что именно он сказал тогда Драко, но с тех пор младший Малфой… не то, чтобы изменил свое отношение ко мне, однако стал обращаться со мной с какой-то необычной для него мягкостью и осторожностью, словно я была чем-то очень хрупким. Конечно, случались и исключения, мы ссорились, ругались, обижались друг на друга… Но именно с тех пор он стал мне больше чем братом — он стал моим лучшим другом.
От воспоминаний меня отвлекла открывшаяся дверь купе, и Дрей, весьма благодушно настроенный, плюхнулся на сидение рядом со мной, и небрежно кинул мне на колени шоколадно-миндальный батончик — мой любимый, о чем ему, конечно, было прекрасно известно.
— Спасибо, — машинально ответила я. Драко в ответ только хмыкнул, и с все той же неистребимой малфоевской наглостью растянулся на сиденье, закинув свои длинные ноги на дальний подлокотник, а голову бесцеремонно приземлив мне на колени, так что я едва успела выхватить из-под нее шоколадку. — Ну что, опять доставал Поттера? — спросила я. На меня уставились оскорбленные серебристо-серые глаза, однако Драко не был бы Малфоем, если бы из чувства оскорбленной гордости поднял голову с моих колен.
— Больно надо, — возмущенно фыркнул он. — Да я ему слова не сказал, даже не смотрел в его сторону. Грег, подтверди, — бросил он Гойлу, который с величайшим трудом пытался втиснуться на свободное место напротив нас, между Крэбом и подлокотником. Пэнси возле окна бросила мрачный взгляд на Винса, не решавшегося подсесть к ней поближе, и снова углубилась в свой журнал. Гойл оставил попытки приземлить свою пятую точку на сиденье, облокотился ею на подлокотник, и, словно только теперь осознав, что хотел от него Малфой, перевел на меня немного виноватый взгляд.
— Эээ… Ну да, да, мы даже Поттера и не видели толком… — подтвердил он. — Мы просто дошли до тележки, купили покушать, и вернулись…
— Ну-ну, — кивнула я, но не стала прессинговать Грега. Чертов Драко, знал к кому обратиться. Попроси он Винса подтвердить его слова, ему бы я спуску не дала. Из двух «телохранителей» Дрея, Крэба я терпеть не могла в гораздо большей степени. В самом деле, если Грегори был совсем не так уж глуп, как могло показаться — просто он был тугодумом и не очень быстро соображал, однако мозги у него были, — то Винсент иногда казался просто дебилом, и ко всему еще и злобным дебилом. Если другие слизеринцы — например, Тео Нотт, Майлз Блетчтли, или те же Драко и Грег, — устраивали гадости ученикам других факультетов, то дело всегда ограничивалось в худшем случае потерей баллов, или отработками. (Исключение иногда составлял Поттер, которого они время от времени пытались выгнать из школы — но не всегда, а только когда уж очень припекало). Проделки с участием Крэба, если только их не контролировал Драко, носили более жесткий характер, и несколько раз оканчивались для жертв больничным крылом. Естественно, Малфой прекрасно знал о моем разном отношении к двум его приятелям, и, как мог, старался поменьше обращать внимание на Крэба в моем присутствии.
— Через пятнадцать минут будет наша очередь патрулировать коридоры, Драко, — сосредоточенно-деловым голосом сказала Пэнси, отрываясь от журнала. Она старалась сохранять деловой вид, однако от меня не укрылся откровенно влюбленный взгляд, которым она окинула растянувшегося на сидении Малфоя.
— Ладно, — неожиданно покладисто согласился Драко, вытаскивая из кармана еще один батончик, и, развернув, принялся сосредоточенно поедать, не поднимая голову с моих колен. Как он ухитряется не подавиться? Пэнси, которая, кажется, не ожидала от него согласия, ошеломленно заткнулась, и опять уткнулась в журнал. Я тоже развернула шоколадку, и откусила кусочек, зажмурившись от удовольствия. Проглотив, я открыла глаза, и, встретив довольный, иронично-веселый взгляд Малфоя, не удержалась, и показала ему язык. Драко рассмеялся и поднялся, наконец, с моих колен, садясь и расправляя свою бархатную «выходную» школьную мантию с приколотым на груди значком старосты Слизерина, а под ним еще и значком капитана команды по квиддичу. Со своей шоколадкой он уже расправился, и, небрежно швырнув фантик на стол, встал и потянулся всем телом. Я невольно засмотрелась на него — все-таки Драко ангельски красив, когда не строит из себя второе воплощение всемирного Зла. Совсем неудивительно, что Пэнси хватило один раз пойти с ним на Бал на четвертом курсе, чтобы до сих пор по нему сохнуть…