Мы «помянули» мою свободу, потом еще и еще… Когда зазвонил телефон, я едва мог связанно говорить… Женщина на том конце плакала. Когда я понял о чем идет речь, сразу же протрезвел, ну или почти… Олеська пропала… Что же такого ей могла наговорить ее, так называемая, мама, что она в такую погоду убежала из дома. Что она именно убежала, я даже не сомневался… Я уже хотел идти ее искать, но менее пьяный друг, убедил меня остаться дома, вдруг она направилась именно ко мне…
***
«Где же ты, моя малышка?» - я метался по комнате, как зверь в клетке, но где ее искать я не знал… Остается надеяться, что Олеська скоро вернется домой, либо объявится у меня или у Наташки…
Глава 25.
Выскочив из подъезда, я чуть не сбила с ног соседку со второго этажа…
- Оглашенная, куда летишь то так? - она схватила меня за рукав куртки.
- Извините…
- Олесь, ты что ли? – подслеповато прищурилась она. – Я тебя сразу то и не узнала.
Агриппина Васильевна, или просто баба Груня, как раньше я ее называла. Когда-то давно они с моей бабушкой были подружками, но потом почему-то резко перестали общаться, что у них там случилось, какая «кошка между ними пробежала», я не знала. Высокая, худощавая женщина, одета всегда опрятно и элегантно, правда очень старомодно. Волос неизменно собран в пучок на затылке. Летом она носит широкополые шляпы, а весной и осенью шляпки-таблетки с вуалью и зонтик-трость. Сейчас одета она была в длинное, приталенное клешеное пальто с каракулевым воротником, фасона а-ля пятидесятые, ну или еще какие-то, я в этом не разбираюсь и шляпке, при взгляде на которую у меня перед глазами возникла картина «Неизвестная» художника Крамского. В руках у нее была сумка очень странной формы, такие сейчас наверно уже и не выпускают. Держится она всегда неестественно прямо. Взгляд холодный, колючий… Из-за ее манеры одеваться и держаться соседи Агриппину Васильевну не особо жалуют, откровенно говоря, не любят…
- Я... - прошептала я, глотая слезы.
- Да ты никак плачешь… Девонька, куду же ты собралась в такую погоду?.. Да в таком состоянии…
Погода и в правду «шептала», мело так, что в метре от себя ничего уже не было видно. За несколько секунд, что мы стояли с бабой Груней, я успела замерзнуть, а мокрое от слез лицо щипало и ныло, еще немного и покроется ледяной корочкой.
- Пошли ко мне! – безапелляционно произнесла соседка и потянула меня обратно в подъезд.
В квартире пахло медом, корицей и еще чем-то знакомым. «Родной» с детства запах сразу же подействовал на меня успокоительно. Слезы течь перестали, правда всхлипывать я продолжала. Женщина помогла снять мне куртку и сапоги, провела в комнату, усадила в глубокое кресло и заботливо укутала клетчатым пледом. Точно такой же когда-то был у моей бабушки, а потом куда-то исчез.
- Грейся! А я тебе сейчас чая налью… - сказала она и вышла из комнаты.
Я заинтересованно огляделась. Старые настенные часы… даже еще идут… Тут и там салфеточки ручной вязки… Круглый стол, покрытый вышитой скатертью, длинные края с кисточками по периметру свисают почти до пола. В углу резная этажерка с книгами, рядом массивный комод, покрытый вышитой дорожкой. На нем стоит трельяж и несколько небольших статуэток. Оттоманка с пушистой накидкой. И запах, и многие вещи мне так напоминали комнату бабушки, что у меня вдруг возникло странное чувство, будто я дома.