Отдохнув немного, я разобрала сумки. Мотя занял свое законное место на диване. По стенам развесила постеры и картинки. Посмотрев на книжную полку над столом, на которую уже поставила пару безделушек и шкатулку, про себя решила, что сюда прям просится какая-нибудь лиана, надо будет в универе в лаборатории стащить отросток и посадить.
В комнату зашла баба Груня и одобрительно огляделась, в руках у нее была старая настольная лампа.
- А то писать темно, - сказала она, поставив ее на стол.
- Спасибо! – поблагодарила я. Стало так тепло на душе. Писать и вправду было бы темновато.
- Если не нравится, потом купишь другую, современную – предложила женщина.
- Нет! Что Вы, очень нравится! – и я не врала, лампа действительно была очень красивая, но главное для меня была забота бабы Груни, и если бы даже она принесла самую страшную лампу, которую только можно придумать, я бы и ее менять не стала.
Я сидела за письменным столом и писала шпаргалки. Что экзамен я сдам, я не сомневалась, но... на всякий случай. А что, студенту шпоры никогда не бывают лишними. Завтра экзамен, а в голову мысли лезут только о Матвее и предстоящем знакомстве с его родителями. Задумчиво повертев ручку, выронила ее из рук, и она закатилась далеко под стол. Забравшись под стол в поисках ручки, в дальнем углу я обнаружила какой-то пакет, приклеенный по периметру к столешнице красной клейкой лентой. И как мы его не увидели, когда наводили здесь порядок, хотя он практически сливалась со столом… Осторожно отодрав липкую ленту, я выбралась из под стола. Раскрыв пакет, увидела старую, потрепанную тетрадку синего цвета, со слегка пожелтевшими листами. Дневник Софочки…
Глава 28.
Я раскрыла тетрадь на первой странице и бережно погладила ее рукой. Выхватив из текста несколько строк, прочитала: «Димка из 9 «А» поставил подножку и дернул меня за косичку». Улыбнувшись, я решительно захлопнула тетрадь. Как бы мне не было любопытно, читать я не буду. Когда-то давно я тоже вела дневник, прятала его постоянно, кстати он до сих пор лежит между стеной и шкафом в бывшей нашей, теперь в Ланкиной комнате, я совсем забыла про него. И я бы не хотела, чтобы кто-нибудь прочел его. Надо будет забрать… Дневник я отдала бабе Груне и вернулась к прерванному занятию, то есть к написанию шпор.
Вечером, я заглянула в комнату бабы Груни, пригласить ее попить чай перед сном. Женщина сидела на кресле с дневником дочери в руках и смотрела вперед абсолютно пустыми глазами. Я подошла и села перед ней на корточки.
- Баба Груня, - тихонько позвала я и дотронулась до ее руки.
Женщина вздрогнула и перевела на меня затуманенный, непонимающий взгляд.
- Баба Груня, - вновь позвала я.
- А? – взгляд прояснился и сфокусировался на моем лице. - Когда Софочка попала в ту страшную аварию, мне врач в больнице сказал, что не борется моя девочка за жизнь, не борется… - крупные слезы катились по ее морщинистым щекам.
Женщина протянула мне тетрадь, раскрытую на последней исписанной странице: «Зачем мне жизнь, раз его нет рядом?.. Без него нет смысла в жизни…». Слова были размыты слезами, то ли бабы Груни, то ли самой Софочки.
- Моя девочка встретила мужчину и влюбилась, - очень тихо начала рассказ баба Груня, мне приходилось напрягать слух, чтобы разобрать каждое слово. – Мы были больше подруги, чем мать с дочкой. В тот день она вбежала в квартиру, вся такая раскрасневшаяся, счастливая: «Мама, я кажется влюбилась!», - воскликнула она, кружась вокруг меня. Ей едва исполнилось девятнадцать, а ему было уже почти тридцать. Узнала я об этом несколько месяцев спустя, к тому времени роман у них окреп, и она уже не представляла своей жизни без него.
Я внимательно слушала рассказ женщины и воображение рисовала Софочку, неизвестного мужчину, ох как я ее понимала… Устав сидеть на корточках, я просто опустилась на пол.
- Рассудив, что он уже взрослый, уже успел нагуляться, - тем временем продолжала баба Груня, - подумала, пусть играют свадьбу, раз любят друг друга, рожают деток... Я захотела с ним познакомиться, Софочка привела своего Андрюшу к нам в гости. Высокий, красивый, чернявый… А какими влюбленными глазами он смотрел на мою девочку… Мы сидели за столом, разговаривали, чем больше мы общались, тем сильнее он меня покорял… Удивительный мужчина. Вот я и завела разговор о свадьбе. Он напрягся, слегка замялся, а потом сказал, что не привык врать и сейчас не будет: у него есть жена и ребенок. По реакции дочери, я поняла, что для нее это не секрет. А он продолжал говорить… Что вот встретил он мою Софочку и влюбился, как мальчишка… Что семью бросить не может, потому что не может... Давно они вместе, через многое прошли... И ребеночек у них... И от Софочки отказаться сил нет, очень любит он ее… Вот я и сказала тогда моей девочке, что не гоже уводить мужчину из семьи, что на чужом несчастье своего счастья не построишь… Она плакала, говорила, что больше жизни любит его, что готова всю жизнь быть просто его любовницей… Я тогда накричала на Софочку, - женщина будто постарела на глазах, - сказала, что мол ты еще молодая, найдешь свое счастье и настояла, что бы она рассталась с ним… Из глаз моей девочки ушло счастье, она ходила по дому, как тень и ничего ее не радовало… А потом случилась та страшная авария… - Баба Груня посмотрела на меня, в ее глазах было столько боли, - Я вот думаю, не вмешайся я тогда, может и жива была моя девочка… Пусть была бы всю жизнь в любовницах, зато была бы жива…
Женщина как-то сгорбилась, закрыла глаза руками и горько расплакалась. Я подсела к ней на подлокотник кресла, обняла, прижала к себе, но слов утешить, облегчить ее боль у меня не было. Что бы я сейчас не сказала, это не уменьшит ее горе, единственно за что я себя корила, что отдала ей дневник, я то думала, что детские записи дочери принесут ей радость… Мы еще долго просто обнявшись сидели в комнате бабы Груни.