Из полусонного состояния меня выдернул дверной звонок. На пороге стояла Ланка. Я, поджав губы, посторонилась, все-таки поговорить нам надо…
- Леська, - излишне радостно начала Ланка, - я так по тебе соскучилась.
Сестра неуклюже прижала меня к себе. Я постаралась сделать вид, что поверила. Мы прошли на кухню, я налила нам чаю, достала конфеты, Ланка что-то щебетала о том, что мама переживает, а я за целый месяц не удосужилась даже зайти. Ну вот не считаю я себя виноватой, если на то пошло, моя родительница поставила меня перед выбором, и я выбрала свое нерожденное дитя.
- Леська, я перед тобой так виновата, так виновата, - я отрешенно сидела и смотрела, как сестрица театрально заламывает руки. – Я думала только о себе… Я такая эгоистка…
Она продолжала что-то говорить, а я мысленно вернулась в то время, когда мы были еще близки, когда я ради нее была готова горы свернуть, а она… А что она?.. На что была готова она ради меня?.. Вот я попала в трудную ситуацию, и что?.. Мы оказались по разные стороны баррикад. Ланку всегда волновало только ее собственное благополучие. И все же, где-то на задворках души я продолжала ее любить. И мне хотелось поверить, что она действительно осознала свою вину и кается от чистого сердца.
- Лесь, ты слышишь меня? – Ланка дернула меня за рукав.
- А? Что? – очнулась я от своих мыслей.
- Я значит тут прощенье прошу, - надула губки девушка, - а ты в облаках витаешь…
- Лан, извини… Я все поняла…
- Так мир? – улыбнулась сестренка.
- Мир! – согласно кивнула я.
Надеюсь, я об этом не пожалею.
Закрыв за Ланкой дверь, я обернулась и тут же наткнулась на бабу Груню. Женщина как-то сразу постарела, сгорбилась и в глазах такая вселенская тоска.
- Баб Грунь, ты чего? – испугалась я, кидаясь к женщине. - Что случилось? - сердце ушло в пятки.
- Ты возвращаешься домой? – испуганно прошептала она.
- Нет! – твердо ответила я.
И баба Груня разулыбалась, глаза засияли:
- А пошли пить чай!.. – предложила она и двинулась в сторону кухни.
Вдруг резко обернулась и, крепко обняв меня, прижала к своей груди.
Примерно через неделю после начала второго семестра, Матвей предложил встретиться после занятий. Эта официальность меня немного удивила, ведь мы и так практически ежедневно виделись в универе и зачастую, он отвозил меня домой. Сев на переднее сидение его машины, я тут же повернулась к нему лицом и спросила:
- О чем хотел поговорить?
- О нас… - серьезно сказал Матвей, заводя двигатель.
В полном молчании мы добрались до его квартиры. Матвей не заводил разговор, а я ждала, что скажет он. Пройдя на кухню парень поставил чайник, достал из холодильника хлеб, сыр, колбасу и… мой любимый творожный десерт. Его забота бальзамом пролилась на мою душу. Ели мы молча, я только изредка, из под ресниц поглядывала на серьезного, сосредоточенного парня.
- Наелась? – допив чай, спросил Матвей.
Я кивнула. От его взгляда мне стало вдруг страшно. Что он задумал?
- Олесь… Ты не передумала? – напряженно глядя мне в глаза, спросил он.
- О чем? – не поняла я.
- Последний раз спрашиваю, ты выйдешь за меня замуж? – для особо несообразительных, то есть для меня, уточнил парень.
- Не передумала! – прошептала я. Разговор с Ольгой Леонидовной еще раз доказал, что я приняла правильное решение. Насильно мил не будешь.
- Олесь, - Матвей обе пятерни запустил в свои слегка растрепанные волосы, - ты пойми меня правильно, я не привык жить, как монах, мне нужен секс. Если ты всё еще сомневаешься, я готов еще немного подождать… Если уверена, что замуж за меня не пойдешь – я возвращаюсь к прошлой жизни…
- Я уже все решила: свадьбы не будет! – прошептала я, с трудом сдерживая слезы.
Едва переступив порог квартиры, я сползла по стеночке и разрыдалась. Баба Груня испуганно кинулась ко мне. Узнав причину моих слез, женщина посоветовала успокоиться и для себя, раз и навсегда решить, что я хочу: быть рядом с любимым или своими руками отдать его другой. Проворочавшись пол ночи, я пришла к выводу, что не имею права лишать Матвея любви, со мной он будет несчастен. Проснулась утром с красными глазами и опухшим лицом, первая мысль была забить на универ, но моя ответственная натура взбунтовалась и про себя матерясь, я отправилась на занятия.
Наташка, увидев меня, со словами: «В гроб и то краше кладут!», затащила меня в туалет и попыталась хоть немного оживить цвет моего лица. Сделав нехитрый макияж, подруга поинтересовалась: «Ну и кто у нас умер?». Рассказывая о событиях вчерашнего вечера, я снова разрыдалась.
- Еще не поздно все изменить, - сказала Наташка, наклоняя меня перед раковиной и пытаясь умыть. – И нафига я тебя красила… - глубокомысленно заключила она.
- Поздно, - всхлипывая и икая, ответила я. Мне хотелось рассказать о судьбе Ольги Леонидовны, но понимая, что это не моя тайна, я промолчала.