После премьеры в нашу комнату стал приходить какой-то человек в полувоенной форме, который настойчиво спрашивал Сергея Столярова. А отец в это время был в экспедиции на киносъемках.
Посещения незнакомца стали настораживать - зачем он приходит? Что хочет от отца?..
Наконец гражданин, приходивший с таинственным видом, застал отца и вручил лично ему, под расписку, правительственную телеграмму:
"Руководителю драматического коллектива
артисту Столярову.
Прошу передать участникам драматического коллектива НКВД ? 378, собравшим 13 069 рублей на строительство танка "Русские люди", мой братский привет и благодарность Красной Армии.
И. Сталин".
МАМА
У отца была любимая цифра - 13. Она ему, как он считал, приносила счастье и удачу.
Моя мама родилась в 1913 году.
В ее фамилии, которую она сохранила на всю жизнь,- Константинова было 13 букв.
Отец и мать счастливо прожили 35 лет. А жизнь их была совсем не простой: террор 30-х годов, война 40-х, тяжелые послевоенные годы. Но, несмотря ни на что, они были счастливы. Отец всегда очень дорожил домом и считал семью основой жизни.
Окончив школу, мама поступила в строительный техникум, закончила его, работала чертежницей, а потом по какому-то неведомому зову вдруг решила пойти в актрисы и поступила в студию им. Ермоловой. Затем перешла в студию Ю. Завадского при Театре Красной Армии. Здесь она и познакомилась с отцом, который в 34-м году был призван в армию и приписан на службу к этому театру.
Мама ушла к отцу в его маленькую комнату и... перешла в новую жизнь и новую веру. У нее ничего не осталось от старых купеческих традиций, выработанных веками. "Мещанство" было для них словом, определяющим все пороки прошлого мира. Поэтому мне вовсе не кажется случайным то обстоятельство, что первый успех отца на сцене Театра Красной Армии связан со спектаклем по пьесе М. Горького "Мещане".
Мои родители жили весело и романтично: быт их не интересовал, мечтали о высоком искусстве. У мамы никогда не было даже обручального кольца. Они поженились еще до выхода кинофильма "Цирк", и через год после моего рождения мама и отец были вынуждены выехать на Дальний Восток, где проходили гастроли Театра Красной Армии. Поездка была очень трудной, да и оставить годовалого ребенка не просто. Но что поделаешь - такова актерская жизнь, и я остался на попечении бабушки и деда.
Позже они рассказывали, как на Востоке встречались с Блюхером командующим дальневосточной Ударной армией. Это было накануне его ареста. Обстановка вокруг маршала была напряженной. Отец говорил, что он был сдержан, молчалив, китель наглухо застегнут, и рядом всегда находились двое, державшие руки в карманах...
Отец был мечтателем! Он часто говорил мне:
- Давай подумаем, как мы в этом году поедем на охоту на Валдай.
Или:
- Как проведем лето, на Байкале?
Мне приходилось говорить, что мы не поедем, что мы не сможем этого сделать по тем или иным причинам, что это, к сожалению, невозможно и прочее, и прочее... Объяснял, зачитывал документы, доказывал.
В ответ отец улыбался:
- Ну вот, не даешь помечтать.
Сергея Столярова трудно представить слабым, старым, обиженным. Он был ярким и сильным, "надежным" человеком, как о нем говорили знавшие его люди. От него исходил какой-то свет, от всего его облика, фигуры, движений всегда подтянутый, спортивный, всегда веселый. Он мне часто снится, но почему-то всегда молодым, улыбающимся. Наверное, это от того, что таким я его впервые увидел, осознал и запомнил на всю жизнь.
А было это в 30-40-х годах, до войны. Мне шел третий год. Лето. Наш старый деревянный одноэтажный дом на Покровке. Вечер. За открытыми окнами заходящее солнце. Мы - отец, я и мой дед Борис Григорьевич Константинов.
Дед с печальными глазами достает из огромного старинного зеркального шкафа какой-то сверток. Это его тайна. Он долго развязывает какие-то веревочки, разворачивает старые газеты и достает свою офицерскую каракулевую шапку с кокардой и саблю в ножнах.
Папаху надевают на меня - от нее прекрасно и загадочно пахнет нафталином и еще чем-то очень старым и пленительным, - и дают в руки ножны от сабли. Я в восторге! Не могу сдержать себя и кричу: "За Родину! За Сталина!"
Дед горько усмехается, а отец заразительно смеется. Он весь огромный, светлый и очень счастливый. Вот таким он и остался для меня, таким я его и помню через 30 лет после его смерти, таким он является во сне!
"Мы были высоки, светловолосы",- писал поэт о людях поколения отца. Наверное, Сергей Столяров в какой-то мере был символом этого времени, и в сердцах многих людей он навсегда остался таким прекрасным, чистым, светловолосым богатырем, со своей ослепительной "столяровской" улыбкой.
Стремительно летит время!
Изменились строй и страна, исчезли идеологические монстры, сменились лжепророки. Забылись и "незабываемые образы", созданные во множестве по заказу инстанций и по зову инстинкта самосохранения. Но, как ни странно, среди вакханалии пошлости и безвкусицы современного экрана какой-то благородный свет излучают "старые добрые сказки" и былины. И даже патина черно-белого кино как-то убедительно подчеркивает честность и искренность этих скромных сказочных лент.
Прошло больше полувека, а не нашлось в отечестве замены Сергею Столярову. И сегодня смотрят молодые и старые люди эти фильмы, потому что для них, наверное, главное не технологические новинки, не мастерство исполнителя, не умение "прикинуться" тем или иным персонажем, а подлинность "жизни человеческого духа", подлинность, которой нужно обладать, а не изображать. И, как показывает время, многие поколения зрителей это ценят, поэтому и живут герои Столярова своей независимою жизнью и продолжают пробуждать в душах людей те самые "родовые сны" любви и уважения к глубинам национальной истории и культуры...
Годы войны в эвакуации были трудными, как у всех переселенцев, но я не помню, чтобы в нашей семье были печаль и уныние. Мама стойко переносила все тяготы эвакуационного быта, состоявшего из переездов и регулярных стихийных бедствий вроде крупных и мелких ограблений. И, кроме того, не было работы по специальности.
Но случались и радостные минуты - например, мама вспоминает встречу Нового 1943-го года в Алма-Ате. Отец и мать дружили с Г. С. Улановой и не пропускали ни одной ее премьеры. Муж Г. Улановой Ю. А. Завадский был учителем мамы, а отец в те годы был его заместителем в театре. Мы жили на одном этаже, по соседству, через несколько комнат. Условия тяжелые теснота, бедность, всего два туалета: мужской и женский, но, несмотря ни на что, не было ощущения обреченности.
Галина Сергеевна с моей мамой готовила праздничный стол и радовалась: "Вот как хорошо! Сварим картошки и под соленые огурчики выпьем водочки". Этот Новый год был согрет известием о Сталинградской победе.
Галина Сергеевна, при всей ее внешней простоте и естественности в повседневной жизни, всегда оставалась для нашей семьи идеальным человеком. Отец говорил о Галине Сергеевне только в превосходной степени. Уже тогда всем было ясно, что это величайшая балерина XX века. Писатель Алексей Толстой, который тогда тоже был в Алма-Ате, гурман и аристократ, заявлял при упоминании об Улановой: "Договоримся сразу - на сцене обыкновенная богиня!"
Но мне кажется, что она была "обыкновенной богиней" и в жизни - для нашей семьи, во всяком случае, это было так. В ней все было прекрасно: манера держаться, разговаривать, одеваться. Все ее поведение в жизни, по мнению отца, было каким-то чудесным искусством и образцом для подражания.
Галина Сергеевна, видимо, тоже не могла забыть это время и впоследствии, посещая Алма-Ату, очень искренне благодарила казахов за гостеприимство в годы войны.
Г. Уланова была единственной, кому при жизни открыли памятник в Стокгольме перед королевской академией танца и в Ленинграде на Аллее героев.
Борис Покровский, главный режиссер Большого театра, говорил об этом уникальном человеке: "Уланова - это явление, это своего рода богатство".
Она была не просто великой балериной, она была величайшей драматической актрисой. Кстати, тогда в Алма-Ате, по рассказам отца, Эйзенштейн мечтал, чтобы она сыграла в его фильме "Иван Грозный" Анастасию. Отчего это не случилось - осталось загадкой. Уланову сравнивали со всем самым совершенным в искусстве. Балерина-памятник, балерина-икона, кумир нескольких поколений, она была одной из самых загадочных женщин века.