Не смотрит.
Не спрашивает.
Не интересуется.
***
Очень похожий на брата человек привязывает его к стулу и наконец начинает смотреть. Изучающе так, не знакомо. И Стайлз понимает. Его эйфория уходит, руки перестают подрагивать, а разум проясняется и собирает все заметки в кучу, вспоминает как его сейчас повязали — осознание своей беспечности, провала давит тяжёлой плитой на плечи. Подвёл всех. Он смотрит на знакомого-незнакомца взглядом зверя и дёргает верёвки, те не поддаются его силе. Незнакомца это забавляет и он видит много различий между ним и Фёдором.
Лже-Фёдор разводит руками, показывая всего себя, и говорит:
— Что, братец, старшего братишку не узнаёшь?
Стайлз молчит. Анализирует.
Навязанный собеседник не расстраивается его реакцией и наслаждается шампанским, налитым в обычный гранёный стакан, мрачно поблёскивающий в тени, где он сидит. Его лицо всегда видно не полностью, частями, равными размытыми с бликами на глубине глаз. Но эта темнота не скрывает улыбку.
— Какой ты недружелюбный. Я тут в гости к вам приехал, а меня так неласково встретили. Фёдора пять лет уже не видел, соскучился, всё хотел с тобой познакомиться, да не давали. Скажи, вот ты хотел познакомиться поближе с родственниками, не ограничиваясь Фёдором, а? — поддался вперёд он, так что стало видно его лицо, в свете электрической лампочки выглядящее чётким до остроты и одновременно ломким. Нос орлиный, скулы почти как у Кембербетча, цепкие серые глаза.
Подросток не может видеть собеседника, ему остаётся только анализировать интонации голоса и лицо. Родственник у него что надо: хищный, красивый, в его школе явно затмил бы всех, явно в хорошей физической форме. Тот, видимо, замечает его взгляд и показательно выходит на свет, изящно и очень плавно заходит за спину, накрывая плечи горячими руками, нависая над ним, а после недолго ходит по кругу, останавливается перед ним и протягивает руку для рукопожатия.
Руки у Стайлза неожиданно для него свободные, и он сжимает руку в ответ.
— Николай.
— Мечеслав, — представляется и добавляет немного нервно, — Вы всегда так делаете?
Левая бровь Николая заинтересованно поднялась, и вид у него был такой, будто не он недавно его связал и посадил на стул, устроив своеобразное представление. Медленно на его лице проступало понимание и лукавая улыбка.
— Так я всегда делаю, люди на удивление становятся прозрачными в таком положении, мне все видно что я хочу… — трагично вздохнув, явно на публику в лице Мечислава, продолжил, — и что не хочу. Порой это так отвратительно и мерзко, — уголки губ печально опустились и вскоре стали ничего не выражать.
Николай снова сел в кресло, допивая остатки шампанского и, посмотрев на время, сказал вслух:
— Прошло 20 минут, а он всё не явился. Странно. Обычно и пяти хватало.
Подросток понял, что речь идёт о Фёдоре, вспомнил, что не так давно брат дал добро на собрание фактов о нём. У него прямо зудело под кожей желание узнать больше, как раз рядом был жутковатый источник информации. Стайлз робко спросил:
— Вы про что?
Николай лениво ответил, прикрывая зевок ладонью:
— Про привязывание к стулу конечно. Именно он предложил когда-то такую традицию, а мне понравилось. Соревновались с ним в экстренном освобождении и побеге с 13 лет и до сих пор. Только рекорды ставить больше не удаётся, — грустно ответил он
Вот это традиция у них. Появилось желание почесать лодыжку, на которую покушался Федор строго в 6:30 ледяными руками исключительно с сентября по май. Разнообразные омлеты по утрам. Обливание холодной водой в целях закалки. Живительная зарядка, от которой он никак не мог отмазаться. Много вещей, которые стали традициями в их маленькой семье.
— Традиции это явно его фишка, — чуть нервно, но весело поддержал разговор Мечеслав.
— Фишка не то слово, — усмехнулся Николай, — раз уж мы перетираем ему косточки, то будет нечестным, если вопросы будет задавать одна сторона, не так ли?
Опешивший Стайлз кивнул, поражаюсь манере говорить собеседника и тому, как быстро он меняет её. Нервно вытерев вспотевшие ладони о жёсткие джинсы, грустно порадовался, что у него с физической формой всё в порядке, но, видимо, не в порядке с осознаванием реальности, раз его так легко повязали и теперь допрашивают. Собравшись и твёрдо уставившись на Николая, спросил:
— С чего начнём?
***
Проснувшийся в крайне неудобном положении Фёдор, ранее заснувший на старом диване, очень удивился зафиксированным конечностям и своим местоположением на чердаке, конкретно на старом деревянном стуле, очень неудобном и слегка поскрипывающем у спинки.
Чердак тёплый и сухой, мебель смутно знакомая, дверь заперта, по виду крепкая, не выбьешь.
С тоской вспомнив о любимых сапогах, в которых рассекал по лесу в начавшийся дождь; вляпываясь в лужи и получая сверху воду за ворот, в результате чего простудился, чудом не заработав пневмонию и промочив всё, что на нём было.
Подёргал руками и ногами; верёвка плотно обхватывала запястья и лодыжки, не оставляя пространства для выскальзывания конечностей.
— Ну, Николай.
***
— Здесь произошло?
— Не уверен.
— А если подумать?
Подросток прячет замёрзшие руки и с интересом осматривает небольшую полянку с ещё мокрой травой и лишённую всяких разных светлых пятен цветов. В центре поляны виднеется большой старый пень, не перемолотый беспощадным ходом времени, с жизнью лесной на себе, но бесконечно старый, будто уснувший, уставший ждать лесного Иисуса, такого же древнего, как он, старичка.
— Не здесь.
Здесь есть что-то необычное, скрытое от глаз, недоброе к чужакам, давящее, но неуловимое. Стайлз берёт Николая за локоть и уводит куда подальше. Он здесь вчера не был. Предпочитает здесь дальше и не быть, не сейчас, рано ему.
Николай хмыкает и послушно идёт за ним, в мыслях подмечая его реакцию на место и спешное отступление. Хотя, здесь и могли убить, бросив труп в стороне. Это конечно хорошо, но следов крови не видно, даже капельки, а девушку разделили пополам, кровищи должно быть много, как и других жидкостей, которых здесь не видно, да и нету. Пень-то старый, травы вокруг нет, всё видно. Не здесь убили, но место хорошее.
Пришлось прервать свои мысли.
— В-вот и оно.
— С места не сходи.
Похлопав по плечу пацана, он внимательно всё осмотрел, создав в голове папочку с файлами.
— Вас ничего не смущает?
— Да. Зачем пополам рубить холодным оружием, если можно распилить. Следы на ногах видел? От петли на деревьях следов нет, не здесь опять, не свежую притащили, иначе кровь собаки давно учуяли бы…