— Нет, спасибо, я не хочу тройчатку.
— Ну хорошо, хорошо… Я вас не буду неволить. Делайте как вам лучше, Валерий! — Она ласково улыбнулась ему. — Неудобно, голубчик. Никита все-таки гость, а ты, так или иначе, хозяин. Тебя ждут.
Ольга Сергеевна пошла в столовую.
— Восторг, да и только, — сказал Валерий и взял Никиту за пуговицу, покрутил ее. — Слушай, как тебе все это?
— Я спать. А завтра — в Ленинград. Уже все, — сказал Никита. — Как тут с билетами? В тот же день можно?
— Чушь! Никуда ты завтра не уедешь! Потом — тебя приглашает к себе Алексей. Это ясно? И как раз завтра. Возражения есть?
— Есть. Почему это я не уеду? До сих пор я распоряжался собой сам.
— Но ты в гостях, братишка, и есть законы гостеприимства. Тем более что ты таинственный родственник! Парень из тайги.
— Вот это ты прав. Дремучий провинциал.
— А! Все геологи в душе провинциалы. Ладно, поговорим завтра. Детских тебе снов. А я пошел в поте лица размахивать картонной рапирой. За что уважаемый Василий Иванович наверняка закатит в семестре двойку. Забавно, хотя и бессмысленно.
— Тогда зачем размахивать? — сказал Никита. — Лучше пятерка в кармане. А по-моему, с профессором у тебя все в порядке. Пятерка обеспечена.
— Фраза сквозь усмешку? А впрочем, какая разница — пятерка, двойка? Все условности, Никитушка. Главное, делай полный вдох и полный выдох. Делай физзарядку под радио.
5
«Да, это уже все. Мне нечего здесь делать, — думал с решительностью Никита, спускаясь в лифте, мучаясь от боли в виске, которая не отпускала после вчерашнего вечера. — Куда это еще меня приглашает Валерий? К Алексею? Но зачем, зачем к нему? Все это не нужно мне».
И он вышел из парадного. Была середина дня, жгучее солнце, самые жаркие часы.
Перед подъездом, насвистывая в ожидании, слегка раскачиваясь на длинных ногах, обтянутых брюками, ходил под тополями Валерий, задумчиво играл ключом от машины — наматывал и разматывал цепочку вокруг пальца; бинта уже не было на горле, расстегнутый воротник шелковой тенниски свободно открывал шею, лицо тщательно выбрито, влажные волосы причесаны, блестели, как будто он только что принял прохладный душ, и был бодр, свеж. Валерий, увидев Никиту, подкинул ключик на ладони, с улыбкой сказал:
— Если сказать, что у тебя счастливая физиономия, — это бессовестная лакировка действительности! Голова болит?
— Вот что. Мне нужно на вокзал. В справочное бюро. Узнать насчет билета, — проговорил Никита. — Это можно сделать?
— Не волнуйся, я все беру на себя. И бюро и вокзал. Только не сегодня. Сегодня я тебе покажу чудо — необыкновенный уголок Москвы. И заедем к Алексею. В Ленинграде, надеюсь, у тебя братьев нет?
— Это что, твоя машина?
— Хочешь сказать, что избалованный профессорский сынок имеет свою машину? Пошло и банально, как в фельетоне о перевоспитании тунеядца. Нет, эта взята напрокат, что может сделать каждый смертный. Я за государственную собственность. Я член ВЛКСМ и против обогащения. Теория прибавочной стоимости изучена по источникам, а не по конспектам. Садись, братень.
— Зачем мы должны ехать к Алексею?
— Он хочет с тобой познакомиться.
— Мы уже.
— Что значит «уже»? Никаких «уже». Поехали. Алексей — это Алексей.
— Что это значит?
— Садись и не задавай вопросов.
— Странно!
Машина стояла в тени тротуара — это была довольно старая, заезженная, но еще крепкая «Победа» грязно-стального цвета, капот и крылья покрыты налетом пыли, левое крыло заметно помято, наспех и грубо закрашено. Валерий открыл дверцу, влез в машину, распахнул дверцу Никите, не без удовольствия откинулся на горячем сиденье, сказал:
— Два года назад освоил эту механику под идейным руководством Алексея и зауважал себя. Это все-таки неплохо придумано, Никитушка; руль, колеса, педаль газа — все тебя слушается. Это знакомо тебе?
— Нет.
— Тогда мне жаль тебя. Хотя жалость, как нас учили в школе, унижает человека. Откуда цитата?
— Слушай, почему ты не записываешь за собой остроты? Носил бы записную книжку…
— А ты знаешь, твоя ершистость, Никитушка, — это очень мне нравится. Но, по-моему, брат, ты за что-то дуешься на меня? За что?
— Понимай как хочешь. А все-таки тебе нужно было бы сниматься в каком-нибудь фильме — у тебя здорово бы получилось. У тебя способности.
— Ну уж прости — другим быть не могу. Так уж запрограммирован.
Они выехали из арбатского переулка, понеслись вдоль бульваров по улице, туго бьющей в открытые окна мягким жаром асфальта, мимо солнечной и густой зелени над железной оградой, мимо летней пестроты тротуаров, зеркал парикмахерских, мимо кривых изгибов тупиков, странно немноголюдных в этот раскаленный июльский час, с прохладными тенями каменных арок. Мотор, набирая скорость, ровно гудел, сквозняки, охлаждая лицо, шевелили волосы Никиты раздражающе щекотными прикосновениями летевшего в окна ветра.
«Зачем я все-таки еду? — подумал он. — Я не хочу ехать, но еду… Да, это какая-то нерешительность. Что это со мной? Все делаю не то, что хочу. И тоже идиотски острю, как будто так важно все, что говорит Валерий. Но он наверняка играет и почти не думает о том, что говорит. Почему он раздражает меня?»
— Знаешь, что такое бывшая Большая Татарская? — заговорил Валерий, зубами вытянув из пачки сигарету. — Никогда не слышал? Замоскворечье — знаменитая история купечества. Геологи равнодушны к истории?