Елена Полярная
Родственников не выбирают
Я хорошо помню, как мы впервые встретились. Вернее, как я увидела её.
Передо мной мелькали живые картинки: много, очень много разных женщин. Они улыбались, плакали, любили, страдали… Ее лицо возникало на секунду, не больше, и тут же сменялось другим. Но именно оно произвело эффект вспышки и выдернуло меня из спокойного созерцания.
До этого я висела в невесомости, покачиваясь в мягком пушистом коконе, как гусеничка, и с любопытством смотрела мельтешащий калейдоскоп. Я не волновалась. Совсем. Мне было спокойно и радостно.
Я понимала, что происходит важное событие, но оно было естественным, как дыхание, и должно было принести счастье. Рядом был Проводник, внимательно наблюдающий за моей реакцией. Но сердце молчало. А экран выдавал новые и новые лица.
И вдруг появилась она! Всего на мгновение, как яркая вспышка молнии. И исчезла. И опять понеслись женские образы: молодые, красивые и не очень. Но я схватила за руку Проводника, и требовала, умоляла, чтобы вернули её!
Экран потух. Проводник перевел на меня тяжелый взгляд, и я почувствовала, как воздух вокруг сгустился, звуки пропали. Я провалилась в сон. Мне снилось:
По мягкой зеленой траве шла златовласая девушка. Она была такая легкая и сильная, как тетива молодого лука. Она смеялась, запрокидывая голову, и тугие локоны, касаясь спины, подрагивали в такт смеха. Глаза – зеленые, вытянутые, как у рыси, с медовыми искорками, не отражали радости, играющей на тонких капризных губах. И еще я запомнила веснушки, легкой золотой россыпью покрывающие плечи и изящные руки с длинными пальцами. Девушка собирала цветы, безжалостно ломая стебли. И я физически чувствовала боль, когда стебель с хрустом отделялся от корня. Мне хотелось остановить ее, убедить не губить, а просто любоваться… Но я проснулась.
Мне было хорошо. Я купалась в солнечном свете. Тихая радость, как музыка, качала меня на волнах. Но кокон растаял, и опять возник экран. Проводник был рядом. Он ничего не говорил. Я отлично понимала, что он ждет от меня.
Экран ожил, и опять побежали лица. На некоторых кадрах он останавливался, предлагая рассмотреть лицо поближе. Я молчала. Все эти женщины были чужие и безликие. Их руки с мольбой тянулись ко мне, и мне стало страшно, я заплакала.
Тот, кто был рядом, тяжело вздохнул:
– Выбрала?
Я кивнула.
– Она не будет любить тебя. Никогда. Понимаешь?
Я молчала.
– Она не хочет ребенка. Он ей не нужен.
Я непонимающе смотрела на Проводника, он вздохнул, и передо мной появилась картина:
Врачебный кабинет. Старенький сухощавый врач, в старомодном пенсне, со стетоскопом на шее. Он внимательно простукивает костяшками пальцев спину пациентки, мнет грудь, прощупывает подмышки.
Затем что-то долго пишет в карте.
Девушка ждет. В расширенных зеленых глазах плещется панический ужас.
– Оперироваться надо, милочка.
– Доктор, неужели нет выхода?
– Выход, выход… Можно попробовать, иногда получается, но гарантию не даст никто. Даже Бог.
– Что попробовать?
– Ребенка родить. Может, и рассосется.
– Я рожу! Только бы не резать! Я рожу этого ребенка!
Пациентка одевается за перегородкой, а доктор, покряхтывая, моет руки.
– Вы замужем?
Девушка не отвечает.
Выйдя из-за ширмы, поправляет платье.
– Доктор, я зайду через месяц.
Она скрывается за дверью. Доктор качает головой.
Экран медленно тухнет. Проводник смотрит на меня внимательно, изучающе.
– Ну, поняла? Ты ей нужна, как способ, как таблетка!
– Если она родит, опухоль рассосется?
Проводник медлит, но я упорно жду ответа.
– Да.
Я смеюсь, подпрыгивая от радости.
– Глупая, ты не знаешь, что тебя ждет!
– Мне все равно! Я люблю ее! Она же моя мама!
Проводник молчит и тяжело вздыхает:
– Твое право!
Кокон сгущается, закрывая меня от всепроникающего мягкого света, погружая в теплую мягкую темноту, как семечко цветка погружается в плодородную черную прогретую солнцем землю.
Мы встретимся через 9 месяцев, ненадолго… Пока она будет кормить меня грудью. Это непременное требование врача, чтобы опухоль в груди рассосалась.
А потом она отдаст меня.
И мы никогда больше не увидимся.
Но я всю жизнь буду любить эти золотые веснушки и локоны, звонкий смех и прозрачную зелень глаз, в которых никогда не было ко мне никаких чувств.
Мама мне снилась, и будет сниться: такая же молодая и веселая, какой я увидела ее первый раз. И каждый раз буду вздрагивать, когда люди будут говорить при мне избитую фразу:
«родственников не выбирают»…