Пример стоящих рядом афонских отцов меня очень вдохновлял: многие стояли, не присаживаясь, отдаваясь молитве всей душой.
Думал: я возвращаюсь в родной монастырь и отдыхаю от переутомления. У нас, конечно, тоже бывают ночные службы, но нечасто. А для них ночная молитва — главное послушание, жертва Богу, жизненный подвиг. Всей своей жизнью, всей крепостью своей служат они Господу, исполняют первую заповедь Моисея, превозмогая сон, немощь, телесную тугу, боль.
Это сложно понять, не испытав на себе: разбуди нас не вовремя, на час раньше, не дай выспаться день, два, три — мы раздражаемся, гневаемся, срываемся на ближних. А они так живут всю жизнь. Молятся ночью с любовью за весь мир — такое послушание дано им от Бога.
Афонские послушания
Как-то я жил и трудился в русском Свято-Пантелеимоновом монастыре. И вот мне и еще четверым афонским инокам дали послушание: работа на огородах. Огороды расположены на террасах, устроенных на склонах гор, и в земле часто попадаются камни величиной то с яблоко, то с небольшую дыньку. Монах на мини-тракторе пахал огород, а мы впятером шли за плугом, выбирали из земли камни и откидывали их за край поля, на широкую межу.
Трактор доезжал до конца поля, разворачивался, и мы снова шли за ним. Точнее, почти бежали. Двигаться нужно было быстро, быстро собирать и откидывать камни, все это под палящим солнцем.
Мы с трудом успевали за трактором, и монах-тракторист подгонял нас. В течение пяти часов очистили несколько огородов, пару раз отдыхая несколько минут на солнцепеке, так как тени поблизости не было.
И я вдруг почувствовал такую страшную усталость, что, казалось, с места не мог сдвинуться, не то что бежать за трактором. Руки, ноги, спина — все болело, сердце частило, дыхание прерывалось. Я просто физически не мог больше продолжать работу на непривычной жаре в таком быстром темпе.
Все уже начали подниматься с земли после пятиминутного отдыха, а я медлил: казалось, что на ногах стопудовые гири. Было очень стыдно: все будут работать — как я смогу остаться сидеть на обочине? Братья тоже устали; если я перестану работать, то им придется еще тяжелее...
Взмолился Пресвятой Богородице:
— Матерь Божия! Вот я тружусь в Твоем саду среди Твоих чад. Они афонские монахи и Твои близкие чада, а я пришел послужить им. Прими мой труд как труд самого недостойного раба Твоего, а мою усталость и боль как жертву! Помоги мне! Если б я откидывал каждый камень как жертву за свои многочисленные грехи! Смилуйся, Матерь Божия! Позволь мне еще потрудиться в Твоем саду!
И случилось чудо, такое маленькое, мое личное чудо... Я почувствовал, как мгновенно исчезает усталость, как сила вливается в мои мышцы. Испытал такое вдохновение, что вскочил на ноги и бросился работать. Бегал быстрее всех, дальше всех швырял камни — такой прилив сил испытал. Во всем теле и в душе царила легкость. До конца послушания я работал с радостью.
А потом тракторист посмотрел на часы и остановил трактор: наступило время молитвы. И мы пошли переодеваться для службы. Как в древности: старец позвал послушника — переписчика духовных книг, и он вскочил с места, не дописав букву. Так и здесь, пришло время молитвы — все оставили и пошли молиться.
Афонское искушение
Как-то я приехал на Афон на месяц помолиться и потрудиться. Мне дали послушание развешивать для просушки постиранное белье со всего архондарика, целую кучу сырого белья, потом собирать его, гладить и сдавать. Работы было много, и жизнь протекала обычно для монастыря: молитва, службы, послушание. Только службы ночные, молитва длиннее, а послушание отнимало необычно много сил и времени.
Первую неделю я адаптировался, постепенно стало легче, втянулся. А на второй неделе навалилась смертельная тоска. Меня стало просто ломать, выгонять с Афона. Было плохо и душевно, и физически, накатилось такое уныние, что я стал раздумывать, не уехать ли раньше намеченного срока. Если так тяжело, то, может, поменять билет? Никто не пострадает, если я уеду раньше, а терпеть это страшное уныние уже не было никаких сил.