Урок отца Ионы
Как-то я жил в Свято-Пантелеимоновом монастыре и решил сходить в Старый Нагорный Русик. Он расположен недалеко — на расстоянии четырех километров, но, поскольку дорога идет в гору (до высоты более чем 400 м над уровнем моря), то занимает она примерно час ходьбы. В конце XIX века здесь проживало около двадцати монахов. С кончиной последнего монаха Старый Русик долгое время пустовал, поэтому его храмовые постройки и братские кельи постепенно приходили в упадок, а некоторые даже разрушались.
Я пока и сам не знал, почему у меня появилось желание попасть туда. Знал, что там живет только один монах, отец Иона, как хранитель, встречал его раньше — по праздникам он спускался в монастырь, причащался и уходил к себе, в Старый Русик. От игумена Свято-Пантелеимонова монастыря у него было послушание — постоянное чтение Псалтири.
Все монахи — в монастыре, а он — там, совсем один. Старый, худенький, маленького роста.
И вот я пришел туда и увидел четырехэтажный пустой корпус с пустыми окнами нежилых келий. На этажах, в концах коридора, — маленькие храмы, параклисы. Когда-то в Старом Русике жил святой Савва Сербский.
Я подошел к двери и постучал. Стучал долго. Слышу шаги и понимаю, что отец Иона там, внутри, но к двери не подходит и не открывает. Я постучусь, отойду, похожу рядом с корпусом, снова подойду, постучу — не открывает. Думаю: занят, наверное, отец Иона. Вдруг — слышу наконец:
— Прочитай молитву.
Я прочитал молитву, и только тогда он мне открыл. Открывает дверь, а сам молится и крестится. Объясняет мне спокойно:
— Я без молитвы не открываю. Бесы приходят, стучатся, а я им не открываю...
— Отче, прости, я думал: корпус огромный, никого у двери нет — кто же услышит молитву?! Думал — ты не слышишь...
— А я все слышу... Приехали православные румыны, встали на колени и тихонько читают акафист. Они даже не стучали... А я услышал пение — мощный хор! Вышел — смотрю, а они тихо, смиренно молятся...
— Отче, простите меня...
— Да... Видишь вот: они не стучали, а просто тихо молились — и я услышал. А я был на четвертом этаже...
Он поговорил со мной немного, и из его рассказа я понял и почувствовал его верность монашеским обетам, его послушание духовному отцу — он жил благословениями духовного отца, отсекая свою волю. Кому-то из ученых монахов его послушание могло показаться наивным, детским, но это была его жизнь — не лукавое, а искреннее послушание, то, которое привлекает благодать Божию и превращает сухую ветку в цветущее дерево.
Он не ругал меня, не укорял, просто рассказывал, объяснял, а я чувствовал самоукорение. Чувствовал, как мне далеко до него. Он — инок, а я — игумен, и я получил назидание от него. И ощутил свою духовную нищету. Просто от того, что я его видел и слышал. И я понял: это было главное, для чего Господь меня сюда привел, — чтобы моя спесь разбилась о его детскую простоту.
Когда видишь таких людей, как отец Иона, — много от них получаешь, налаживается духовная связь. Ты начинаешь в свою меру подражать им. Есть люди — как звезды на церковном небе, и им можно подражать.
Вот читаешь в Патерике: «Отцы решили собраться и поделиться духовным опытом. Посидели, посмотрели друг на друга — и разошлись. И получили большую духовную пользу». Читаешь — и думаешь: как же это так? А духовный человек это хорошо понимает...
Так и я: увидел отца Иону — и получил духовную пользу.
Сорок минут
О старом серванте
Как-то неожиданно Олег Владимирович затосковал. Тосковать ему было совершенно не о чем: любимая семья, любимая работа с достойной зарплатой, поездки в отпуск с женой и трехлетним сынишкой по удивительным и прекрасным местам. И в храм по выходным они ходили всей семьей, и дом — полная чаша...
О чем тужить? А вот все чаще, глядя на подрастающего сыночка, стал вспоминать собственное детство. Маму, добрую, светлую. Он, маленький, любил подбежать, обнять, погладить ручонками светлые пушистые мамины волосы и сказать: «Солнышко мое!» А мама подхватывала на руки, кружила и отвечала радостно: «Олежка-сыроежка мой! Это ты мое солнышко!»