обычными органами чувств. Только душа чувствует: высокая тишина. Она не могла объяснить, только чувствовала. Вечерние молитвы, уютный огонек лампадок. Она там даже молилась.
Правда, работать приходилось много: в монастыре не бездельничают. Но тогда Ксюха была еще не такой худой, покрепче была, посноровистей. Сено граблями ворошила, копалась потихоньку. А один раз зачем-то взяла вилы, решила вилами сено бросать. И с размаху воткнула эти вилы себе в ногу, до половины ноги вошли — легко, как нож в масло. Испугалась сильно. Поясом с платья ногу завязала несколько раз.
А тут конец работе — батюшка позвал кино смотреть. Фильм о монастыре. Содержание не запомнила— нога сильно болела. Когда все встали, она встать не смогла — нога опухла, не помещалась в тапочке. Батюшка спросил:
— Оксана, почему не встаешь?
— Сейчас...
— Что с тобой?
— Да так, ничего особенного, сейчас пойду.
— Ну-ка показывай ногу!
Посмотрел, ахнул, засуетился.
Обработал рану, потом принес пузырек с душистым маслом, сказал тихо: «Миро от Гроба Господня, на крайний случай берег». Бережно капнул, помазал крестообразно.
Утром заглянул: как нога? Старенький батюшка, седой весь, добрый. Имя, жаль, не запомнила. Подвигала ногой — никакой боли, никакой опухоли.
— Слава Богу! Мы с отцом иеродьяконом всю ночь за тебя молились... Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе!
Да, монастырь — это хорошо, особенно если этот батюшка еще жив...
Только не сможет она в монастыре, там работать нужно, а из нее сейчас работница плохая. А вот в дом инвалидов — это нет. Это лучше сразу к Ленке.
— Центр города. Кто не оплатил — оплачиваем проезд!
Валентина встретила ласково, с улыбкой, повела к директору. В кафе — уютно, прохладно, пахнет вкусно. Мягкий баритон грустил:
Не бродить, не мять в кустах багряных
Лебеды и не искать следа-а-а.
Со снопо-о-ом волос твоих овся-я-я-ных
Отосни-илась ты мне навсегда-а.
Эх, приняли бы сюда, глядишь, Ксюха бы поздоровела, поправилась...
Директор, Вера Николаевна, оказалась милой, обаятельной женщиной лет пятидесяти. Разговаривала по-доброму, расспрашивала заботливо:
— Какое у тебя заболевание?
— Порок сердца. Я работаю! На стройке работала! Могу работать, испытайте меня!
— Подожди, а пенсию по инвалидности ты получаешь? Сколько? Да... С такой пенсией прокормиться трудно. Да ты и не умеешь, наверное, прокармливаться... Готовить умеешь?
Ксюха улыбнулась, смутилась. Готовить она не умела — не доводилось. Пельмени отварить — и то не знала как. Чай могла заварить, хлеб порезать, бутерброд сделать. Или молока кружку... Есть захотелось...
— Я так и думала. Ни готовить, ни экономить, ни правильно пенсию расходовать...
Да эта Вера Николаевна просто насквозь видит... Пенсии действительно не хватало — так чтобы и на одежду, и на еду. Получалось либо сапоги прохудившиеся поменять, либо на прокорм оставить. Хочешь — ешь, хочешь — одевайся. Одежды у нее особо не было: кроссовки, куртка. Они все так ходили. Платьев никогда не носила. Экономить тоже не умела.
— Пенсию-το не отбирают у тебя?
— Не... Отбирать — не отбирают. Взаймы часто просят.
— Хм... просят... А отдавать — отдают?
Ксюха молчала.
— Что ж, давай попробуй, поработай — посмотрим, что получится...
Вышла из директорского кабинета счастливая. Встала в прорезиненном фартуке к мойке. Счастья хватило ненадолго. Уже через пару часов стало понятно — с работой не справляется. Скорости нет, работает слишком медленно.
Заглянула Вера Николаевна:
— Оставь, домоют. Иди покушай.
Присела рядом, смотрела прищурившись:
— Почему плохо ешь? Как это не можешь больше?! Две ложки съела — и все?! Детка, у тебя уже отторжение пищи пошло, это очень плохо... Истощение организма... А губы у тебя почему такие синие? Да у тебя и ногти такие же! Это от сердца... Что же делать-то с тобой? Морс хоть допей! А ты через не могу!
— Возьмите меня, я стараться буду! Если не успею, после смены домою! Хоть ночью!
— Деточка, я тебя взять не могу. У тебя группа нерабочая. Тебе не работать — тебе лечиться нужно. Если с тобой что-то случится — мне отвечать. Меня за тебя могут наказать сильно, понимаешь?
Вера Николаевна поднялась, проводила до дверей, отчего-то долго стояла на улице, смотрела вслед. Ксюха несколько раз оборачивалась, а Вера Николаевна все стояла и смотрела — как-то задумчиво так смотрела, а о чем она думала — непонятно, может, боялась, что вернется незадачливая претендентка на рабочее место, начнет просить-умолять...