— А з-зачем т-тогда?
— Поговорить надо.
— Мне к-казалось, что мы уже все друг другу с-сказали? Ты ясно дал п-понять в нашу последнюю в-встречу, что не хочешь меня видеть!
— Это я буду решать — все мы сказали или не все! — зло выплюнул клоун, подбираясь к юноше поближе. Снова они злятся и снова неясно из-за чего.— Хватит разыгрывать из себя оскорбленную невинность!
— Я с-сейчас возьму и уйду! И фиг ты меня во второй раз н-найдешь. В этот раз я уеду на другой конец мира, ж-женюсь и заведу детей! И ни черта ты мне не с-сделаешь!
Монстр прожигал парня пронзительным взглядом, Прикидывая в уме: сможет ли тот осуществить сказанное или нет. Как ни прискорбно, но на все сто процентов он был уверен, что сможет. Упрямством Денбро уступал разве что ему и с него действительно станется обзавестись отпрысками, отпустить пивной животик и тискать какую-то барышню — несомненно рыжую. Его даже передернуло от подобной картины.
— Так чего ты от меня х-хотел?
— Метка…она постоянно болит, после того, как ты уехал, — произнес мужчина, осторожно потирая правую конечность. Билл вскинул на него глаза, ожидая подробного объяснения проблемы. Пеннивайз, помявшись, неохотно продолжил: — Я менял личины — не помогло. Дети перестали вызывать аппетит. Спать не могу. Глупые мысли в голову лезут. И вот тут, — указывая на грудь в области сердца, — постоянно ноет.
— Может ты влюбился? — « Разве что в тебя!» — недовольно подумал клоун, закатывая глаза от чужой тупости. — Вот только я-то тут причем? Слушай, давай договоримся: ты оставляешь себе один облик, пока я живу, делаешь, что хочешь, ешь, что хочешь — и мы больше не беспокоим друг друга?
— Больно было? — монстр был эгоистом, а потому крайне редко задумывался о том, что во время их разлуки чувствовал парень. Пеннивайз был твердо убежден, что именно он в этой ситуации потерпевшая сторона, но… Но ведь Билл тоже не был виноват в том, что они оказались связаны духовными нитями и также имел право на претензии. Правда, предъявлять их было некому.
— Если бы кто-то не менял л-личины, как перчатки, то вполне сносно… — клоун удивленно распахнул глаза. То есть каждый раз, когда он представлялся другим именем, метка на руке парня менялась? Тогда это объясняло такое раздраженное поведение во время их первой встречи…
— И что теперь с этим делать?
— Я не знаю. У меня нет о-опыта в подобных вещах… и я тебе в-вообще-то не нравлюсь.
— Я никогда не говорил тебе, что ты мне не нравишься! — возмутился монстр. Правда он никогда и не говорил, что Денбро ему нравится… Но это слишком незначительный нюанс, чтобы принимать его в расчет. Сам Пеннивайз не был уверен в том, что правильно понимает значение слова «нравится», но мальчишка был первым человеком, вызывавшим в нем отнюдь негастрономический интерес. Не однодневный интерес.
— Так к-какого ты тогда меня о-отчитывал?
— Не знаю. Ты был зол, я был зол — настроение не располагало к душевным беседам о родственных душах, — разводя руками в сторону, произнес мужчина. Тогда ему нужно было подумать и решить, как поступить дальше. Вот только парень истолковал все слишком буквально и повел себя совсем не так, как большинство представителей людской расы. Вместо того, что добиваться внимания своего соулмейта, Билл пустил его в игнор и отправился упиваться свободой. — А как я должен был отреагировать на то, что мой потенциальный ужин оказался моим соулмейтом — и жрать тебя стало, как-то не комильфо. Да и ты от подобной связи, кажется, был не в восторге… Я и решил отпустить тебя восвояси, чтобы понаблюдать какое-то время и получше тебя узнать. Но кто мог подумать, что ты настолько буквально воспримешь мои слова — и в прямом смысле исчезнешь куда-то. А тут еще и эта надпись болеть стала… Шифровался ты конечно замечательно — по факту никто из твоих знакомых не знал куда ты уехал. Тебя сдал последний звонок друзьям, когда кто-то рядом на фоне радостно завопил: «Мы в Канзас-сити».
— И что теперь?
— А это тебе решать, Уильям. Захочешь ты дать нам с тобой шанс или нет, — конечно же, монстр не примет отказ, но пусть парень считает, что он действительно может выбрать. Пеннивайз был собственником до мозга костей и раз кто-то там наверху решил, что Билл принадлежит ему, то так оно и будет.
— Ты ведь просто хочешь и-избавиться от неприятных ощущений, с-связанных с меткой?
— Ты, правда, считаешь, что я не смог бы избавиться от них самостоятельно? — иронично спросил он, осторожно убирая прядку с чужого лица. Ему уже давно хотелось заправить ее, но монстр не решался — Денбро выглядел слишком напуганным и не подпускал к себе, сохраняя между ними дистанцию. Было в этом мимолетном легком касании что-то трепетное и странное. Билл, кажется, даже задержал дыхание. Глупый смертный человечек. Его человечек. — Если ты хочешь знать, то я исколесил половину этой страны, чтобы найти тебя.
— Я хотел п-побывать в Техасе.
— Угу.
— Ты сам б-будешь объяснять мои родителям и д-друзьям, как и где мы познакомились,
— Ладно.
— И я хочу услышать от тебя, что ты меня любишь!
— Люблю, — ответил он, осторожно пробуя слово на вкус. Сладковатое, с легкой пряностью. Имевшее множество значений и трактовок. Любить стоявшего напротив него мальчишку было странно. Впрочем признать наличие у него подобных чувств было сродни подвигу — такой чести еще никто и никогда не удостаивался.
— И я тебя. Кстати я тут подумал, а как мне к тебе обращаться?
— Роберт — моя первая личина, — все же в современном мире клоуны уже не вызывали такого восторга у детей, да и ему самому этот образ немного приелся. Как ни крути, гораздо проще будет вписаться в жизнь Билла в облике человека. Они молча шагали по канализационным тоннелям — единственное, что всегда оставалось неизменным, несмотря на то, каким бы странным и дурацким не становился мир на поверхности. Денбро послушно следовал за ним, а когда они вышли на свежий воздух неожиданно подцепил под руку и потащил за собой.
— И куда ты меня ведёшь?
— Знакомиться с родителями!
— Стой, мы не договаривались, что прямо сегодня!
— А чего тянуть? Не переживай, ты им понравишься!
Уже сидя за столом среди четы Денбро, Пеннивайз сумел немного успокоиться и сосредоточиться на придумывании правдоподобной истории их знакомства. Парень на вопросы родных только таинственно улыбался и бросал на него многозначительные взгляды. Метка больше не болела. Рука с надписью аккуратно сжимала юношескую ладонь, на которой было выведено каллиграфическим почерком: «Роберт Грей». Он все еще считался исключительно со своим мнением, но быть связанным с кем-то на самом деле было не так уж и плохо.