- Какие именно подробности вас интересуют?
Пауза. И зал заседаний взрывается шквалом возгласов, возражений, упреков в бесчестье и прочая, и прочая. Анеко, выслушав все это, невозмутимо выкладывает на стол старинный свиток и снова тычет пальчиком в запись, гласящую, что аристократ имеет право – во имя продолжения рода – взять столько жен, сколько способен обеспечить. Ей напоминают, что свитку этому четырнадцать тысяч лет, и все давно изменилось.
- Традиция понемногу отходит в небытие, – соглашается девушка, – но закон, отменивший бы это правило, принят не был. Следовательно, все в пределах общественных и моральных принципов.
- Что будут говорить о Кучики! – потрясает руками самый дряхлый гэнро.
- Что у клана молодой, здоровый и полный сил глава! – с гордостью отвечает госпожа супруга.
Немного придя в себя, молодой человек склонил голову на бок и внимательно посмотрел на жену. Что там она говорила про выход? Неужели… Догадка обожгла сознание, опалила душу – надеждой, недоверием, страхом. Голова закружилась. Бьякуя зажмурился, дождался, пока перед глазами перестанут плясать разноцветные пятна, благодаря судьбу, что сейчас дед не видит его лица. Анеко на мгновение скосила на него взгляд и незаметно положила свою руку на его ладонь.
- Совет клана не давал согласия! – раздался отчаянный выкрик.
- Мы не интересуемся вашим мнением в данном вопросе, – произнесла госпожа жена, – а ставим вас в известность. Одобрение Совета требуется только для первого брака, – и она выразительно потрясла свиток за краешек, намекая, что все формальности соблюдены. – Все уже решено. Свадьба будет скромной, состоится во время охоты на клены. Так что можете присылать подарки своему дайме к середине осени. Заранее благодарим.
- Но вы не можете!.. – у кого-то еще остались силы вякать, вот только аргументов не находилось.
Анеко надоел весь этот цирк. Она распрямила спину, величественно вскинула голову и надменно произнесла:
- Я так хочу! Я так приказываю! Я жена дайме!****
И перестала сдерживать реацу.
На этом заседание увяло, равно как и любые диспуты.
Бьякуя с каменным лицом провожал старейшин глазами. Офигевшие родственники и вассалы покидали помещение, всем своим видом изображая гнев и недовольство – и излучая почти физически ощутимую растерянность и недоумение. Один из стариков пожаловался другому, как это он сам не догадался втюхать молодому дайме в младшие жены одну из правнучек, закон-то и вправду не отменяли! Второй поджал губы и пробубнил, что у него и дочки есть, нечего всяким правнучкам поперек старших лезть…
Последним выходил Гинрей, задумчиво пожевывая губами.
- А вас, Гинрей-доно, я попрошу остаться, – голосом Мюллера остановила его Анеко.
Те из гэнро, кто не успел уйти далеко, шарахнулись в стороны. Кучики-старший прищурился на госпожу невестку. Та невинно ему улыбалась, пока оставшиеся родственники отползали в кусты. В смысле, чинно покидали дом.
- Ну, – произнес бывший капитан, когда седзи закрылись. – И что это было?
- На ваши вопросы, Гинрей-сама, я предпочитаю ответить, – нормальным тоном сказала девушка.
Дед вернулся на место, тяжело сел на стул. Придавил внука взглядом и перевел глаза на юную нахалку. Бьякуя продолжал смотреть перед собой. Она его предупреждала? Предупреждала. Просила подыграть? Просила. Отчего же так колотится сердце?
- Что ты утворила, юная госпожа? – устало спросил Гинрей. – Ты же подставляешь Бьякую!
- Да ни разу! Он не может порваться на несколько маленьких Бьякусиков, а вы свалили на него все и сразу. Так пусть эти хрычи знают, что заморочить нам голову не так-то просто!
- Нам? – хмыкнул дед. – Так это ты не его капризам потакаешь, а расставляешь акценты в раскладе?
- Это, разумеется, в первую очередь. А то ведь распоясались совсем, от рук отбились – ну прям как дети малые: пока грозный дядя – или тетя – не рявкнет, творят, что хотят. А кроме того, все, что я говорила, не было надуманно. Я как-то случайно впряглась в столько проектов разом, что господин супруг мой остался совсем без внимания и поддержки.
- Ага, ага, вижу я, как он без поддержки остался, – проворчал Гинрей. – От такой поддержки у нас не только врагов, но и родичей не останется.
- Господи, избавь меня от друзей, а с врагами я как-нибудь сам разберусь, – процитировала Анеко народную мудрость. Старый Кучики дернул одной половинкой рта, давая понять, что юмор оценил.
- Ну и как ее зовут?
- Курохана Хисана, – уверенно ответила девушка, недолго думая давшая будущей сестре фамилию, составленную из частей имен двух ее капитанов, и Бьякуя не выдержал – вздрогнул. Дед помрачнел, уставившись на невестку немигающим взглядом. Та отвечала ему полной взаимностью. Бьякуя опустил ресницы – у него такое противостояние никогда не получалось, проигрывал в первые же секунды.
- Не его капризы, да? Древний самурайский род, да?
- Да.
- Истинная Торами!
Анеко безмятежно улыбнулась. Старик еще посидел и с трудом поднялся.
- Ладно, – сказал он. – Только не зарывайся, девочка. Ты еще слишком юна. Сломить волю гэнро мало – надо удержать позиции. Ну а ты, – все еще крепкая и мозолистая ладонь сильно сжала плечо молодого человека, – держись. Две жены, ха! Я тебе не завидую…
Комментарий к Громкое семейное счастье * «Ginpaku kazahana no uzuginu» – «белый, подобно серебру, цветок, лёгкий, словно шёлк» – шарф Кучики Бьякуи. Был сшит Цудзисиро Куроемоном
III
, стоит бешеных денег и весит 68 килограммов; при том, что в самом Бьякуе всего лишь 64кг. Найдено на http://bleachbedlam.bleachforum.ru/viewtopic.php?id=16
**В Японии учебный год начинается первого апреля и разделён на триместры: с апреля по июль, с сентября по декабрь, с января по март.
***По восточному календарю 1956 год начался 12 февраля (год красной огненной обезьяны), после завершения первого полного цикла Луны от дня зимнего солнцестояния.
****«Я так хочу, я так приказываю. Я королева!» – из к/ф «Стакан воды»
====== Любовная лодка и быт ======
Жизнь постепенно налаживалась.
Теперь Бьякуя не позволял себе сквозь пальцы смотреть на проделки жены. Вернее, уже старшей жены, Госпожи из Северных покоев, как по традиции было принято называть первую супругу в полигамной ячейке общества. Оказалось, что Анеко-сама проворачивает мелкие, неуловимые махинации с таким невинным видом, что посторонние их не замечают вовсе. Однако в результате этих махинаций сам Бьякуя женился во второй раз намного раньше момиджи*.
Правда, до этого славного и приятного во всех отношениях дня он все-таки провел аудит, причем во всех младших и вассальных родах поголовно. И обнаружил столько интересного, что вот уже три заседания Совета старейшин прошли в трепетном почтении к своему дайме, без претензий и вообще каких-либо высказываний со стороны родственников. На последнем собрании, почувствовав, что старикашки начинают оправляться после учиненных им репрессий, Бьякуя с непроницаемым лицом и совершенно ровным голосом оповестил в конце, что на следующую встречу приглашает госпожу старшую супругу. Гинрей, пряча усмешку в усах, одобрительно прикрыл глаза.
Свадебная церемония, скромная и тихая, прошла в семейном храме, практически без гостей и лишнего пафоса. Счастливая, пунцовая от смущения и сакэ Хисана сияла внутренним светом и все время посматривала на него, словно боялась, что он исчезнет, как четыре месяца назад. По завершении ритуалов и коротенькой трапезы Анеко накинулась на Хисану с искренними поздравлениями и объятиями, и что-то долго шептала на ухо, отчего новая госпожа Кучики краснела, распахивала свои удивительные глаза и смеялась. Бьякуе Анеко погрозила пальцем с самым заговорщицким видом и увела куда-то недовольно хмурящегося Гинрея, за что господин муж был ей искренне благодарен.
В брачном павильоне, когда молодожены остались наедине, Хисана расплакалась – от счастья. Бьякуя долго и с удовольствием успокаивал ее нежными объятиями и ласковыми словами. Усадил к себе на колени, как маленькую, целовал прекрасные глаза, высокий лоб, нежные щеки, уголки любимых губ… В конце концов, утомленная после тяжелого дня и всевозможных волнений, расслабленная мягкими укачиваниями, Хисана уснула прямо у него на руках. Бьякуя осторожно уложил ее на футон, обнял и с усмешкой подумал, что в первую брачную ночь с Анеко было едва ли не то же самое, хотя и совершенно по-другому. Пожалуй, впервые он думал о старшей жене с такой теплотой и почти любовью.