Что ж, думал Гинрей. Пускай. В самом деле, внук еще очень молод, и все подвиги, все идеально выверенные деяния, вся мудрость и совершенство у него впереди. Тем более, что вне стен дома Бьякуя уже заработал репутацию аристократически холодного, недоступного, невозмутимого и расчетливого человека. Приходивший пару недель назад поблагодарить за приглашение на праздник Укитаке немного растерянно рассказывал, как его ученик наводит своим строгим взглядом ужас на рядовых бойцов Готея, как веско звучат его слова на собраниях капитанов. Как вздрагивает сам Генрюсай, когда слышит голос капитана Кучики, ибо слишком редко упомянутый капитан находит нужным вообще открыть рот. После этого визита Гинрей наведался в свой отряд, якобы проведать старых сослуживцев. Молодой капитан вызывал у своих бойцов трепет и легкую оторопь, взвинтив планку требований на небывалую высоту. И уважение – потому что первым, кто дотягивал до этой планки, был он сам. Тогда Гинрей осознал, что Бьякуя на службе и Бьякуя дома – это два разных человека.
Едва за юным капитаном закрывались ворота поместья, как вся его сиятельная отстраненность и величие испарялись. Дома он был и веселым, и усталым, и расслабленным, и ласковым с женами, и задумчивым, и … домашним. Неспешно и внимательно разбирал клановые документы, находил время для медитаций и занятий в додзе, что-то втолковывал Роке, с веселыми искорками на дне глаз рассматривал «творчество» Рукии, пытался научить Ренджи правильно держать кисточку для каллиграфии. Вот эта-то расслабленность, которую видел Гинрей, и заставляла старика сомневаться в том, что клан в надежных руках. И сомневался бы он еще долго, не устрой старшая невестка этот странный праздник, не пригласи такое количество гостей. Кто-то из великосветских бабушек, сопровождавших на «утренник» выводок малолетних наследников, со вздохом поведала отставному дайме, что достичь такого идеала семейной гармонии, какой демонстрируют Бьякуя-доно и его очаровательные жены, дорогого стоит. Вот бы ее беспутный сынок мог так! Искренняя грусть и легкая зависть уважаемой дамы помогли старшему Кучики под новым углом посмотреть на ситуацию. Он, разумеется, поискал на лице собеседницы оттенки иронии или ехидства, но не нашел и намека на тень двусмысленности. И невольно усомнился в правильности собственных убеждений, коим следовал последние несколько веков. Неужели он просто забыл, как быть… живым?
В глубине сада с ветки обрушился пласт снега, и от далекого шума Гинрей словно пришел в себя. Осознал, что расслабившийся Ренджи давно заснул у него на коленях, угревшись в объятиях и прижимая игрушечную обезьяну к животу. Старик погладил мальчишку по голове и прикоснулся губами к ало-рыжей макушке. От ребенка пахло молоком, карамелью, свежей выпечкой, льном одежек и чистой кожей. От ребенка пахло детством, доверием, спокойствием защищенности и умиротворением. Гинрей посидел, чуть сильнее прижимая к себе мальчика и впитывая ауру счастливого детства. Он хотел правнуков? Ему дали возможность в полной мере прочувствовать присутствие в жизни юных душ, ответственность за которые лежит на старших членах семьи. А уж решать, есть ли разница между ребенком, в котором течет твоя кровь, и ребенком, которому ты спас жизнь, предоставили самостоятельно.
Кучики Гинрей поднялся из кресла, поудобнее перехватив Ренджи. Тот открыл сонные глаза, похлопал ресницами, тихо спросил:
- Деда?
- М-м-м? – отозвался аристократ. Не дождался ответа и взглянул на мальчишку. Ренджи спал.
====== Немного романтики... ======
Жизнь постепенно налаживалась.
За неполный год Бьякуя не в первый раз ловил себя на этой мысли. Нельзя сказать, чтобы между появлениями этой простенькой фразы в разуме молодого дайме случались какие-то эпохальные события. Но повседневность его была такой наполненной, такой насыщенной, что помимо воли казалось – когда появится шанс отдохнуть, тогда и наступит счастье.
Впрочем, Бьякуя в полной мере отдавал себе отчет, что на его долю счастья выпало намного больше, чем многие получают за всю жизнь. Его невероятная семья, собранная из обрывков и осколков, внезапно сложилась в целостную мозаику с совершенно пасторальным сюжетом. И трепетно любимая Хисана, и высоко ценимая Анеко стеной стояли за ним, каждым своим словом и вдохом давая ему опору в жизни. Медленно, но верно кирпичиками этого оплота становились дети – Рока, Рукия и даже Ренджи, несмотря на то, что мальчишка все еще оставался шестилетним на вид. В последнее время перестал недовольно хмуриться и поджимать губы дед; похоже, Гинрей принял для себя некое решение, позволившее старику уравновесить гордость и простые человеческие ценности.
Молодой капитан шестого отряда отложил кисть и с удовлетворением посмотрел на лист рисовой бумаги. Занятия каллиграфией, от всей души ненавидимые в детстве и отрочестве, сейчас стали приятным дополнением к ежедневной рутине и нередким радостям: во время них Бьякуя мог побыть наедине с собой и своими мыслями. Или пообщаться с маленькими обитателями поместья. Он перевел взгляд на токономе – в нише висела простая бамбуковая рамка с подарком на день рождения дайме от Ренджи. На плотной гладкой бумаге, старательно выведенный дорогой тушью, красовался кривой и разухабистый иероглиф «Счастье». Да, такого счастья, как у Бьякуи, не было ни у кого во всем Обществе Душ!
Получив подарок, молодой князь долго смеялся, тиская мальчишку, а тот смущался, обижался и прятал покрасневшую моську на плече Бьякуи. С трудом уверив ребенка, что над ним никто не насмехался, а приступ веселья вызван радостью от хорошего подарка, молодой человек решительно снял со стены старинную гравюру и торжественно повесил шедевр детского творчества на самое почетное место в своем кабинете. Дед тогда прищурил глаза, ухмыльнулся, но ничего не сказал. Так это произведение и висело в нише – вот уже почти два месяца.
Бьякуя потер переносицу и стал мыть кисти. Вечерняя тишина ничем не нарушалась, воздух на улице дразняще и остро пах приближающейся весной. Свежие, влажные, пронзительные нотки смешивались с дымом от далеких костров и едва уловимыми благовониями, которые Анеко почему-то изгнала из Северных покоев. Хисана благовония тоже не жаловала, объясняя это тем, что в Руконгае резкими, въедливыми запахами пытались заглушить вонь от сточных канав, и свежий воздух пахнет куда приятнее. Дайме не спорил. Он вообще не спорил со своими женами, из-за чего Гинрей иногда ворчал, обзывая внука бесхребетным подкаблучником. Бьякуя на это пожимал плечами и выгибал бровь, отмалчиваясь. Он не видел смысла возражать госпоже старшей жене, которую неизменно поддерживала госпожа младшая жена. И не только потому, что девочки никогда не требовали немыслимого, никогда не просили слишком многого и никогда не предлагали невыполнимого, но еще и потому, что соглашаться с ними было приятно. Получив одобрение мужа, Анеко сияла, как хорошо отполированное лезвие катаны, а Хисана светилась изнутри мягким теплым светом. В сочетании этот контраст рождал незабываемые переливы искренней радости и почти физически ощутимой благодарности. Бьякуя от всей души не понимал, как можно от этого отказаться, и потому на стариковское брюзжание внимания не обращал.
Приближалась годовщина их с Анеко свадьбы. Хотелось порадовать госпожу старшую супругу, сделать какой-нибудь хороший подарок. Он уже неплохо изучил девушку и понимал, что в ее системе ценностей значимость дара измеряется вовсе не его стоимостью.
По галерее решительно протопали в направлении додзе. Молодой дайме поднялся, открыл седзи, посмотрел на небо. Время близилось к полуночи… Рока, много занимавшийся с пока еще тренировочным мечом, давно спал, следовательно, в зал бежать не мог. Или мог? Неспешным шагом пройдясь по ночному саду, Бьякуя заглянул в помещение. Ну конечно! Кто бы сомневался! В центре сосредоточенно размахивала боккеном Анеко.
Просто удивительно, насколько у госпожи старшей жены отсутствовали склонности к зандзюцу. За время ее обучения в Академии это была единственная дисциплина, по которой Сиятельная Княгиня имела стабильный, неизменный «неуд». Несколько раз Бьякуя пытался дать девушке уроки. Она не была глупой, все запоминала, очень старалась. Она четко выполняла все движения, правильно делала повороты… Все делала правильно, но по отдельности. Соединить все элементы Анеко была просто неспособна!