Гинрей прищурился, немного склонив голову.
- А своего тайчо ты тоже любишь?
У Анеко отвисла челюсть. Вот уж от кого не ожидала! Ну держись, старый хрыч!
- Да как вы смеете, Кучики-сан?! – волна возмущения и праведного негодования накрыла подозрительного старика с головой. – Да что вы себе позволяете?! Да как у вас язык повернулся?! Нет, ну это ж надо было такое придумать! Вы еще с Бьякуей своими домыслами поделитесь, вот будет красиво! А еще благородный человек! Я, понимаешь, выкладываюсь по полной, стараюсь изо всех сил, чтобы о Кучики судили по их делам, а не выдумывали всякуюс ересь, а вы!.. Да я!.. Да я!..
Прелесть старорежимных аристократических жен, понял Кучики Гинрей, заключалась в их молчаливости и следовании традициям, согласно которым все эмоции были скрыты от посторонних глаз. Покойная супруга никогда, ни разу за их многовековой брак не позволила проявиться на лице ничему, кроме вежливой улыбки. Наверное, поэтому к женским слезам бывший капитан оказался не готов.
Анеко рыдала, по щекам катились прозрачные крупные слезы, губы прыгали, скулы покраснели, она причитала и всплескивала руками. Мгновенно на пороге помещения нарисовался щуплый юнец странного вида, с непонятными рожками на лбу.
- Акон! – взвыла госпожа невестка. – Ты представляешь?! Гинрей-доно подозревает, что я изменяю мужу с нашим тайчо!!! Нет, ты представляешь?!! Куда катится этот мир?
Рогатый юнец подавил смешок, с невероятно довольной рожей прошествовал к шкафчику у окна, извлек оттуда склянку с мутной жидкостью, накапал в стакан, долил воды и присел перед плачущей девушкой на корточки.
- Вот, Анеко-сан, бери, тебе надо успокоиться. И не обращай внимания на старческие глупости! Вот придет тайчо, мы ему расскажем – вот он поржет!
- Да-а-а, – девушка схватила стакан двумя руками, с трудом донесла трясущуюся тару до рта и шумно выхлебала, половину пролив на форму. – Вам все хиханьки! А мне тут угрожают семью разрушить!
- Да кто тебе угрожает?.. – промямлил Кучики-старший, полностью деморализованный.
- А вам, – строго посмотрел на него рогатенький Акон, – должно быть стыдно, Кучики-сан! Довели человека до слез! Как она теперь работать будет?
На этот раз челюсть отвисла у Гинрея. Он уже собрался было высказать все, что думает о зарвавшихся недорослях с подозрительными рожами, когда услышал, как тот самый юнец строгим голосом интересуется в микрофон, кто пропустил постороннего на территорию отряда без согласования лично с капитаном. В динамике слышался перепуганный голос часового, лепетавшего что-то о капитане шестого отряда.
- Кучики Гинрей уже полтора года не является не только капитаном шестого отряда, но и не входит в состав Готей-13! – рявкнул Акон. – На опыты пущу!
В динамике пискнуло и грохнуло.
- Сознание потерял, – равнодушно констатировал Акон, нажимая какую-то клавишу. И повернулся к Гинрею. – Извольте покинуть помещение. Хиёши, проводи!
В дверях нарисовалось какое-то существо, смахивающее на жабу.
- Анеко! – воззвал Гинрей, но девушка, скорчившись в кресле, только горестно всхлипнула.
- Идите, идите уже! – замахал на него руками Акон. – Дайте мне делать мою работу!
- Когда госпожа Кучики появится дома? – напуская на себя величественное безразличие, спросил отставной дайме и поднялся на ноги.
- Когда на то будет распоряжение Командора, – раздраженно ответили ему. – Ну уходите же! Вы ее только больше расстраиваете!
Анеко длинно и шумно всхлипнула и закрыла лицо руками.
Покидал двенадцатый отряд Гинрей со странным чувством вины и недовольства, причем собой. Идя к воротам, он слышал через открытое окно на втором этаже всхлипы и жалобный бубнеж госпожи невестки. На душе скреблись кошки.
Акон отошел от окна и повернулся к Анеко. Девушка сразу же перестала голосить, как несправедлива к ней жизнь, и с любопытством спросила:
- Ушел?
- Агась, – кивнул юноша с довольной улыбкой.
- Старпер, – не особенно злобно, но с чувством процедила Анеко сквозь зубы, возвращаясь к монитору. – Ну вот! И как я теперь вспомню, на чем остановилась?!
Оказавшись за воротами двенадцатого отряда, Кучики Гинрей подергал себя за усы, извлек из-за пазухи адскую бабочку и надиктовал сообщение:
- Генрюсай, ты старая истеричка и параноик. И меня таким же делаешь! Кучики и Куроцучи – да как тебе такое в твою лысую башку взбрело?!
Бабочка взмахнула крылышками, обдала бывшего капитана темно-лиловой пыльцой и улетела. А бывший регент при малолетьнем дайме, а теперь просто дед князя, побрел домой неспешной походкой, размышляя, не слишком ли резким было его послание старому боевому товарищу.
В отличие от деда, Бьякуя в Анеко не сомневался ни секунды. Вот уже несколько дней, как Готей пребывал в каком-то странном состоянии не то предвоенного положения, не то масштабных полевых учений. Отряды делили на группы и направляли в такие районы Руконгая, где о шинигами и слыхом не слыхивали. Потом в спешном порядке перекидывали на другие точки, причем передислоцироваться надо было молниеносно и тихо. Патруль у Сенкаймона усилили десятикратно, и оттуда постоянно лезли какие-то твари, которых внутри перехода быть не могло по определению. Только захватив одну из них мощнейшим бакудо и призвав на помощь Унохану, Бьякуя выяснил, что твари эти – симуляционные пустые из лаборатории Куроцучи. Видимо, изобретены специально для тренировок повышенной сложности.
Анеко торчала на службе уже несколько суток, и вырваться домой у нее не получалось. Объяснить что-либо она не могла, да Бьякуя и не спрашивал. Просто не допускал мысли, что «заведующая» лабораторией по производству косметики может быть информирована лучше него самого. Госпожа старшая жена присылала бабочку каждый день. Коротко рассказывала какие-то ненавязчивые и незначительные новости, спрашивала, как у него дела. В один из дней бабочка веселым и злым голосом молодой княгини сообщила, что накануне к ней заходил дед и интересовался, не изменяет ли невестка его внуку с ее капитаном. Бьякуя фыркнул, засмеялся и поспешно оглянулся. Нет, поблизости никого не обнаружилось, хвала ками, всплеска неуместного веселья никто не видел. Молодой дайме сделал строгое равнодушное лицо и вернулся к группе подчиненных. Через полтора часа всех снова раскидали по разным позициям, велели всем – абсолютно всем – быть наготове, и началось самое странное дежурство за все полвека, что Бьякуя нес службу в Готей-13. Странное потому, что через двое суток, в течение которых не происходило ровным счетом ничего (даже пустые не появлялись, словно чувствовали опасность), из внезапно раскрывшегося прямо посреди залитой солнцем площади перехода вывалилсь Куроцучи Маюри с Нему, Сой Фонг и Кёраку, устроили там же кучу-малу, переругались из-за отдавленных ног и разошлись в разные стороны, никому ничего не объяснив. Наблюдавший за этим безобразием возникший из ниоткуда Ямамото прищурился, потряс бородой и объявил отбой.
- Всем отдыхать, – приказал он. – Патрули усиленные, дежурства укороченные. На три дня. А то потом в режим не войдем, – проворчал он так тихо, что расслышали его только Бьякуя и Зараки, стоявшие совсем близко.
- Кучики, чё это было-то, а? – растерянно протянул Кенпачи, глядя вслед Командору.
Бьякуя пожал плечами.
- Это чё это, какой-то кипишь без нас провернули? – не унимался Зараки.
Бьякуя снова пожал плечами.
- Да иди ты! – раздосадовано сплюнул капитан одиннадцатого отряда и широкой поступью очень злого человека удалился в сторону… седьмого отряда. Подпрыгивающая на его плече Ячиру весело верещала и тыкала пальчиком вперед, выкрикивая: «Туда, туда, Кен-тян!»
Дома Бьякуя оказался лишь через три часа. На него немедленно налетели дети с расспросами, и даже уже почти взрослый (по собственному мнению) Ренджи любопытно сверкал глазами. Мелких извергов разогнала Хисана, и Бьякуя несказанно удивился и такому решительному поведению младшей жены, и тому, что это была не Анеко.