Обычно перед обедом сами знатные охотники зажаривали на вертеле свою добычу — кому что было по вкусу. Ганелон же больше всего на свете любил жареную свинину, отчего и попал в обидную и постыдную переделку.
Так вот, на исходе охоты выследил Ганелон кабанье стадо, пустился его преследовать и далеко опередил своих слуг и сотоварищей по полевой потехе. В пылу охоты выскочил Ганелон на сельскую дорогу и увидел впереди огромное облако пыли.
— Вот они! — возликовал граф и с копьем наперевес врезался в самую гущу пыли, с наслаждением слыша визг, хрюканье и топот копыт. Когда же налетевший ветер разогнал пыль, неудачливый охотник с огорчением понял, что принял за кабанов обычное стадо свиней, которых погонщики-мясники, вооруженные дубинами и ножами, вели в столицу на королевскую кухню. Две жирных свиньи, заколотые Ганелоном, лежали на дороге, остальные бросились врассыпную.
Пастухи, рассвирепевшие от неожиданного и дерзкого нападения, от досадной задержки, да еще при виде свиней, убитых в суматохе, решили выместить свою злость на этом неведомом разбойнике, закованном в латы.
Добрый удар дубины сбил графа с коня, свинопасы навалились на него всей оравой и вскоре подвесили беднягу на придорожный дуб, обмотав веревку вокруг железного ворота рыцарского шлема. Графу не грозила опасность задохнуться, но его положение было постыдным: Ганелон вертелся на веревке, тяжесть вооружения тянула его за шею, подбородок упирался в железо.
— Негодяи! — хрипел граф. — Будьте вы прокляты!
Между тем погонщики, бросив у ног своего пленника двух убитых свиней, собрали стадо и отправились дальше, не обращая никакого внимания на проклятия их обидчика.
На счастье графа, вскоре на дороге показался всадник. С одного взгляда оценив отчаянное положение подвешенного рыцаря, всадник перерубил веревку, и Ганелон шлепнулся у ног его коня в придорожную траву.
— О! Это вы, граф? — воскликнул всадник. — Государь беспокоится, куда вы запропастились, и послал меня пригласить вас на сегодняшний ужин.
Со злобой и яростью признал Ганелон в своем спасителе юного Роланда.
— Благодарю за помощь, — скривился он, с трудом поднимаясь на ноги. — Однако не воображай, что ты меня спас. Я бы и сам без труда выпутался из этой небольшой неприятности. К тому же я не из тех, что любят одолжаться, и предпочел бы лучше умереть, чем быть тебе обязанным.
Резко повернувшись, ослабевший граф не удержался на ногах и под смех Роланда свалился в пыль подле свиных туш, распростертых на дороге.
Вечером он, как ни в чем не бывало, восседал за пиршественным столом при дворе Карла Великого. Однако, когда подали его любимую свинину, граф отказался.
— Вы злопамятны, граф, — весело окликнул его Роланд, сидевший напротив, — это нехорошо. Вы, может быть, отталкиваете старого товарища по несчастью! Или вы забыли, как он выглядит?
Ганелон посинел от злобы.
— Я ничего не забываю, — пробормотал он. — Я ничего не забываю…
Не забыл и Роланд про этот случай. Знает: готов его отчим на все, лишь бы отомстить своему удачливому пасынку.
Однако Роланд горд и отважен.
— Государь, — сказал он Карлу Великому, — если граф отказывается ехать к Марсилию, я по-прежнему готов его заменить!
Почернел Ганелон от гнева:
— Ты не замена мне, Роланд! Я тебе не сеньор, а ты мне не слуга. Если велит король — я исполню свой долг. Что ж, поеду я к маврам в Сарагосу. Но чует мое сердце: натворю я безумств у неверных, утолю свой гнев и свою обиду!
При этих словах графа Роланд рассмеялся ему прямо в лицо, еще более разъярив Ганелона.
— Я ненавижу тебя! — процедил он сквозь зубы Роланду. — Неправедно я избран в послы, и это ты подстроил… Государь! — громко обратился он к королю. — Я готов исполнить вашу волю. Я знаю, нет возврата тому, кто отправляется к маврам. Помните, государь: вы отдали мне в жены вашу сестру Берту… Передайте ей от меня поклон, скажите, что всего на свете дороже она графу Ганелону!
— Что-то вы разнежились, сударь! — нахмурился король. — Пора вам исполнять мой приказ.
Протянул Карл Ганелону свой жезл и перчатку, чтобы знали неверные, от чьего имени прибыл к ним посол. А Ганелон все не может успокоиться: