— Храни вас Бог, государь, — поклонился он императору. — Я выполнил ваше поручение.
Все обдумал злоумышленник, пока возвращался от мавров, и повел свою речь хитро и уклончиво:
— Привез, государь, я невиданную дань от царя Марсилия: семьсот верблюдов с арабским золотом да еще двадцать самых знатных заложников. А вот ключи от Сарагосы. Поганый басурманин просил вас не гневаться за то, что не прислал по вашей просьбе своего альгалифа. Не пожелал креститься старый альгалиф, не пожелали креститься четыреста тысяч язычников. Сели они на суда, взяли с собой драгоценное оружие и отправились восвояси. Но — я сам был очевидцем, государь! — не успели они отплыть и на четыре мили, как нагрянул страшный вихрь и потопил все их корабли. Погибла басурманская рать. Утонул и альгалиф, а не то был бы он уже у вас под замком. Марсилий-язычник клянется, что и месяца не пройдет, как явится он к вам, государь, креститься и, как верный вассал, вложит свои руки в ваши, дабы получить от вас во владение хотя бы половину Испании.
— Хвала Творцу! — радостно воскликнул Карл. — Превосходное известие вы привезли, граф. Ждет вас за то почет и большая награда!
Загремели боевые трубы, отозвались гулкие рога, загремело оружие, заржали кони, заревели мулы — снимается с места французский лагерь.
— Домой! Идем домой! — счастливая весть летит от шатра к шатру, от обоза к обозу. — Конец жестокой войне! Здравствуй, милая Франция!
Перед тем как отправиться в обратный путь, решил Карл потешить своих воинов и устроить им веселое представление. С императором в походы нередко ходили странствующие жонглеры — певцы и рассказчики, акробаты и музыканты. Особым обозом двигался зверинец короля: дрессированные лошади, медведи и обезьяны.
Позвал Карл жонглеров, и те шумной толпой явились к его шатру. Кто в будничной рубахе до колен, чепце и мягких туфлях. Кто в серой куртке и красной накидке с желтой бахромой. Тот в одежде из разноцветных лоскутьев, у того — коврик на плече, у другого — большой кошелек на поясе: не скупитесь, рыцари, вы завоевали богатства, пусть и нам перепадет от ваших щедрот!
Запели флейты, зазвенели виолы, загундосили волынки и дудочки, залаяли собаки, закричали обезьяны, заверещали говорящие попугаи:
— Слава коррролю! Слава Каррррлу!
Вокруг королевского шатра расселось на траве разноликое воинство. Открыли представление эквилибристы — каждый в нарядном белом чепце, красной рубахе, подтянутой на бедрах, в коричневых штанах и белых башмаках. В минуту они воткнули в землю длинные тонкие шесты и укрепили их так, что шесты не могли наклоняться ни в ту, ни в другую сторону. Быстро натянули тонкий канат и принялись на нем вертеться и кувыркаться. То вдруг зацеплялись за него ногами, вставали в полный рост и быстрой побежкой совершали целое воздушное путешествие от одного шеста к другому.
Зрители с громким одобрением бросали акробатам мелкие денарии и тяжелые солиды, а рыцари побогаче, случалось, скидывали с плеч дорогой плащ и с восторгом кидали на зеленую арену.
На смену эквилибристам выбежал на луг веселый дрессировщик. Впрягшись в тачку и подрыгивал ногами, как норовистая лошадь, выкатил он перед публикой медведя в короткой рубахе с голубыми узорами и в капюшоне с бубенчиками. Медведь, потешно припав к волынке, исторгал из нее чудовищные звуки, вызывал у зрителей приступы громового хохота.
А потом начался шутовской турнир. Словно на боевом поле, с двух сторон бросились друг к другу два наездника. Вместо лошадей они оседлали больших белых собак, а сами рыцари, закованные в доспехи, с копьями наперевес, оказались потешными макаками. Одна обезьяна, как настоящий франк, была одета в полотняные панталоны, на которые свешивалась шелковая бахрома праздничной туники. На другой макаке был сарагосский шлем и крепкий сарацинский щит, подвешенный на шею. К ногам обезьян были прицеплены маленькие шпоры, которыми они нещадно кололи своих лохматых лошадей. Вот началась потеха! Всадники размахивали копьями, ударяли ими о щиты противника, гримасничали, стараясь посильней напугать друг друга, пока франкский рыцарь не вышиб, наконец, сарацина из седла, к невероятной радости всех присутствующих.
Завершал турнир дрессированный молодой лев, которого прислал в подарок Карлу африканский султан Абдуррахман. Лев, как человек, вышел на луг на задних лапах, приблизился к королю и поклонился ему до земли. Король засмеялся от удовольствия. Но в тот же миг глаза льва налились кровью; припав к земле и не обращая внимания на крики жонглеров, он угрожающе взревел и, ударяя себя хвостом по бокам, двинулся туда, где подле арены сидел на траве граф Ганелон. Тот побледнел и начал медленно вынимать меч из ножен.